Принесли кружку грязной холодной воды и выплеснули в иссиня—черное лицо пленника. Он вздрогнул, повел головой и начал жадно хватать воздух широко открытым ртом.

— Теперь заговорит…

Очнувшись, юноша кинул на наемника взгляд, полный такой неистребимой ненависти, что у того мороз побежал по коже.

— Ну что, и дальше будешь… — Договорить наемник не успел: густой кровавый плевок залепил ему глаз. Сатанея от злобы, он, как зверь, набросился на свою жертву — бил и бил юношу по голове, будто пытался расколоть ее. Отдышавшись, разогнулся и крикнул: — Хватит цацкаться! Этот хам все равно больше ничего не скажет. Повезем его к матери…

Словно из глубокого колодца, донеслись до слуха вконец измученного, изувеченного юноши эти слова. И его сознание мгновенно взбудоражила мысль о том ужасе, который ожидал мать — его мать! Собрав последние силы, он произнес еле слышно:

— Нет… только не это! Нет—нет, пожалуйста…

— Ты что, мамочку навестить не хочешь?

— Со мной что угодно делайте, а ее не трогайте…

— Тогда говори, говори, говори!..

Поняв, что допустил ошибку, юноша торопливо пробормотал:

— Делайте что угодно — ничего не скажу…

Палачам принесли молоток и длинный толстый гвоздь — такими на железной дороге закрепляют шпалы.

— Будешь говорить? Иначе загоним эту железяку в твою тупую башку…

Пленник закрыл глаза. В последний миг он увидел мать — совсем близко, рядом… Представил матерей своих товарищей по оружию, вообще всех матерей, но тут ужасающая, ни с чем не сравнимая боль затмила сознание…

— Ну, грузите его. Поехали!

— Зачем?

— Я сказал, что сделаю это, и сделаю!

Тело убитого бросили в багажник «кадиллака». Машина пронеслась по пустынным улицам и вскоре остановилась перед старым, неприглядным домишком.

— Не откроет сразу — ломайте дверь…

Мать в эту ночь не сомкнула глаз: она думала о сыне, ждала его. Услышав стук, кинулась к двери, уже трещавшей под ударами прикладов.

— В чем дело?!

— Подарочек тебе привезли.

Они выволокли труп из багажника и швырнули к ногам остолбеневшей женщины. Вскрикнув, она, как подкошенная, упала на тело сына. Отчаянные рыдания огласили тихую улицу.

— Ну и зря! — сказали они ей. — Теперь уж ему ничем не поможешь.

Словно уяснив, что случившееся непоправимо, женщина подняла голову. В ее покрасневших глазах стояли не слезы, а лютая ненависть.

— Придет время, — грозно произнесла она, — и ты заплатишь за все. От расплаты не уйдешь, палач!..

В ответ тот лишь цинично усмехнулся: все они говорят одно и то же. И девушка, прятавшая повстанца, говорила то же самое — впрочем, недолго, потому что он раздел ее и отдал солдатам на потеху… Да, все они грозят, только угрозы их смехотворны. Сила на его стороне…

Откуда—то издалека прогремели пушечные выстрелы, сухо застрекотали пулеметы. Он судорожно сжал автомат и подумал: «Кажется, пора убираться, и поскорее. Наши отступают… Начнут сдаваться, чего доброго, а ведь болтали: веселая будет прогулка, нас армия поддержит…»

Поблизости разорвался снаряд. «Надо пробираться к берегу, — продолжал размышлять он. — А оттуда бежать можно как угодно, хоть на лодке. Пароходы здесь проходят близко, подберут…»

Он вытер пот со лба и заторопился прочь. Пробирался петляя — боялся наткнуться на засаду. Уже возле манговых деревьев чуть было не сбил с ног незнакомца и, словно вспугнутый хищник, накинулся на него.

— Подождите, вы что? — хрипел тот. — Клянусь, я шел сдаваться! Клянусь!..

Он понял, что напал на своего. И как это он не заметил маскхалата?

— Ну и напугал ты меня, дружище! — засмеялся он, поднимая с земли незнакомца.

Тот — безусый, коротко подстриженный, худой парнишка — смотрел на него широко раскрытыми с перепугу глазами.

— Я думал, какой—нибудь милисьяно, — еле вымолвил он. — Их тут уйма…

— Похоже, банкет нам готовят.

— А командование—то бежало — только пятки сверкали!

— Какое командование? — Он вздрогнул, будто от удара.

— Наше, какое же еще! — сказал парнишка. — Почему «бежало»?

— Не так все сталось, как мечталось, а? Здесь ведь никто не сдается, все сражаются до конца…

— Надо поскорее убираться отсюда. Пошли, не будем терять времени. — И он, схватив парнишку за руку, рванулся в сторону берега.

— Постой, куда ты меня? Не видишь — я весь мокрый!

— Я тоже.

— Но у тебя хоть одежда цела, а на мне одна рвань… Я пытался уплыть, да наши лодки накрыли с воздуха, вот и окунулся. И оружие утопил…

Паника охватила старшего. В ушах зазвенело: «От расплаты не уйдешь, палач!..» И когда он заговорил, голос его дрогнул: