Он встал на лыжи, вскинул руку и, оттолкнувшись, покатил вниз по дороге. Иван Сергеевич остался стоять на крыльце, совершенно один среди бескрайней белизны снегов.

— Долби, не забывай! — издалека крикнул старик. — Через прорубь к тебе Мамонт придёт! Вынырнет, как новорождённый из купели! Слышишь? Вещий Гой! Только он знает будущее!

Снег заклубился, вздымаемый лыжами с метельных застругов, скрыл старика, и скоро в ушах вместо шороха лыж стал слышен ритмичный шорох крови…

Он не просто ежечасно раздалбливал лёд — не давал ему образовываться, выбрасывал из воды игольчатые кристаллы, затягивающие прорубь. Он грел под мышками замёрзшие руки, пересиливая ломоту в пальцах, и снова черпал битое стекло нарождающегося льда. Иногда в морозные ночи Иван Сергеевич не уходил с реки до восхода солнца, и днём, когда теплело, забирался на печь и засыпал ненадолго, без всяких сновидений. Затем вскакивал, запускал движок электростанции и принимался за работу в аккумуляторном цехе. Почти через день на полке с осевшими батареями появлялось до десятка новых, и наоборот, исчезали заряженные. Кто-то незримый приходил на пасеку, вероятно, в те часы, когда Иван Сергеевич спал. Он догадывался, откуда могли приходить, но лишь однажды заметил выплеснувшуюся из проруби на лёд лужицу и часть рубчатого следа, возможно, оставленного бахилой гидрокостюма.

И уже не догадывался, а знал, что охраняет путь, ведущий в пещеры к «сокровищам Вар-Вар».

Он каждый день ждал Мамонта, однако миновал март, затем апрель — Вещий Гой так и не появился. Как-то ночью Иван Сергеевич услышал на улице сильный треск и скрежет, и когда выскочил на улицу, то сразу увидел, что прорубь долбить больше не надо: мелкая, узкая речка превратилась в бурный поток, ворочающий огромные камни. Но теперь появилась другая забота — пришла пора вытаскивать пчёл из омшаника.

Замысел мудрой Надежды Васильевны прочитывался с самого начала этой скитнической жизни: она хотела погрузить его в обстановку полного одиночества и нескончаемых хлопот, которые бы постепенно избавили его от страха психологической зависимости. Круг новых забот и обязанностей в самом деле поначалу отвлекал Ивана Сергеевича от прошлого, думать и сосредоточиваться на своих болячках не оставалось времени. Он полностью избавился от навязчивых сновидений и спать ложился без прежнего самоконтроля, лишь часто с опаской смотрел в сторону востока. Где-то там, за перевалом, на сибирской стороне Урала находился Хамара….

В своих проповедях Тойё называл его — Охотник за Будущим. Жрец никогда не показывался на глаза никому, и даже сам «император» признавался, что встречается с ним редко, что видеть его — большая честь для всякого человека. Между тем в России создавались десятки сект последователей Хамары, называвших себя «детьми Татхагата». Это был синтез трёх религий — буддизма, христианства и иудаизма, — объявленный ими истинным учением. Существовала многоступенчатая иерархия, продвижение в которой обусловливалось уровнем достигнутого совершенства. Секты «детей Татхагаты» были некими подготовительными классами, в которых отбирались кандидаты для дальнейшего восхождения на Гору Совершенства.

А сама Гора Совершенства находилась где-то на Балканах.

Тойё утверждал, что Хамара имеет сакральный облик и простым смертным, не достигшим тридцать третьего уровня Совершенства, видеть Охотника за Будущим опасно, поскольку мгновенно наступает слепота. Иван Сергеевич, как человек реалистичный и лишённый мистического воображения, во все эти проповеди не верил даже находясь под воздействием препарата. Ещё будучи в здравом рассудке и памяти, он определил «истинное учение» как прикрытие некой главной цели, с которой охотники Дальнего Востока пришли на Урал. Впрочем, и Тойё, убедившись, что ключа к Афанасьеву таким способом не найти, скоро отказался от проповедей и приблизил его, открыв истинный замысел — создание Союза между Севером и Дальним Востоком.

На фоне действия препарата эти идеи показались ему вполне осуществимыми. Подкупало то, что Дальний Восток не стремился к материальным ценностям сокровищницы Урала, а искал путь к Знаниям, о которых твердил Мамонт.

Но кроме того — и в этом Иван Сергеевич долго не мог признаться себе, Тойё повязал его роскошью, поймал на слабости к женщинам, окружив молодыми таиландками, которые выполняли всякое его желание. Ничего не скажешь: несколько месяцев жизни в «империи» казались сказочными и длились как один нескончаемый сон. И теперь ему грезились руки гейш — сразу восемь! — ласкающие тело. Можно было избавиться от навязчивого страха перед Хамарой переливанием крови, сменой образа жизни, или, наконец, каким-то ещё препаратом, который снимет запрограммированность сознания, — однако забыть потрясающее состояние самонаслаждения, когда от легчайших прикосновений рук всё существо наливается энергией невесомости и парит в воздухе, когда ты превращаешься в сгусток летучего вещества, — избавиться от этого казалось невозможно вообще, поскольку отравлено было не сознание, а чувства.

Поэтому он ждал Мамонта, тешась надеждой на покаяние, и одновременно боялся его: свалить всё на препарат Тойё не получалось…

Выставленные в леваду пчёлы, облетавшись, теперь гудели ровно и размеренно в тёплом вечернем воздухе. Иван Сергеевич никогда не занимался пасекой, хотя после ухода на пенсию подобные мысли его посещали. Делать всё пришлось по инструкции, заблаговременно составленной бывшим хозяином Петром Григорьевичем. Выполнив все пункты, новоиспечённый пчеловод расположился между ульев на траве, чтобы испытать благость, обещанную стариком. Пчёлы действительно убаюкивали, наполняя небо тихим звоном, однако вместо радости жизни он испытал внезапный толчок тревоги: над перевалом заклубилась тёмная, похожая на дым от пожара, туча, и скоро с востока отчётливо донеслись звуки боя.

Иван Сергеевич вскочил, вглядываясь в седловину гор, потом побежал, чуть не опрокинув улей, — зарево огня вырвалось из-за хребта и осветило дымы, поднимаясь выше и разливаясь по небу. Казалось, та сторона гор постепенно заполняется раскалённой лавой и ещё миг — огненный поток хлынет с востока на западные склоны. Ослеплённый, он не сразу заметил рой самолётов, беззвучно кружащихся в пурпурном небе, время от времени падающих к земле: скорее всего, это было ковровое бомбометание…

Хамара! Это был он, Охотник за Будущим! Это его последователи — «дети Татхагата» шли с востока!