Шрифт:
— У Чурилы лучше! Гоните Дюка в шею!
Дюк улыбнулся, достал из кармана миниатюрную плёточку и стеганул ей по застёжкам! И… Звери заревели с такой силой, что от громкого звука первые ряды зевак свалились наземь, а змеи засвистали так, что заложило уши. Владимир потемнел лицом: всем стало ясно, что Дюк выиграл и на этот раз.
— Ну!! — заорал во весь голос Дюк. — Еще соревноваться будем? Может, лошадей сравним, упряжь!! Я готов! Всё равно вам, оборванцам голозадым, не сравниться с богатством галицким!
Он засунул в рот два пальца и оглушительно свистнул. На зов хозяина, распугав толпу зевак, примчался чалый жеребец. Конь был хорош, но еще лучше была сбруя. Дорогое седло, отделанное скатним жемчугом. Попона оторочена тремя строчками: первая — из красна золота, вторая — из чиста серебра, третья — медью-казаркою, что дороже серебра и золота, да и подороже скатнего жемчуга будет.
Владимир с трудом справился с клокотавшей яростью. Он заставил себя спокойно спустится с крыльца и подойти к Дюку.
— Богата земля Галицкая! — громко сказал он, пристально глядя Дюку в глаза. — Я понял и запомнил это! — прищурившись, недобро усмехнулся Владимир. — Скоро посмотрим, сможет ли богатый Галич-град прокормить мою дружину?
Дюк посерел.
— Да и еще одно! — продолжил Владимир, срывая с шеи ближайшего боярина тяжелую золотую гривну, — запомни, дурень галицкий, и детям своим расскажи, что золото не есть великая сила!
С этими словами он выдернул из ножен меч, и легко разрубил золотое украшение.
— На, — сказал он, протягивая Дюку половинки гривны, — на долгую память!
Князь развернулся и не торопясь поднялся на крыльцо. Дюк стоял ни жив, ни мертв, сжимая в руках разрубленную гривну. В воздухе повисло молчание. Вдруг в толпе кто-то несмело крикнул:
— Слава князю!
И толпа подхватила, пришла в движение. В воздух полетели шапки, шлемы. Люди славили мудрого князя, который оставил последнее слово за собой. Дюк, ошеломлённый такими словами, тихо вскочил в седло, пришпорил коня и исчез в облаке пыли. Кто-то дернул Никиту за рукав, отрывая от завораживающего зрелища. Кожемяка обернулся:
— Морозко, ты видел? — спешил поделиться увиденным Никита.
Но тот оборвал его на полуслове.
— Быстрей, пока князь здесь, а то потом не пробьемся!
— А я со всем этим, — Кожемяка развел руками, — и забыл совсем!
Они начали пробираться сквозь толпу поближе к княжьему крыльцу. Работая локтями, и отталкивая других страждущих, друзья, наконец, пробились к ступенькам крыльца, где были остановлены двумя дружинниками из теремной службы. На страже в этот день стояли известные в народе братья Эйты, усатый и бородатый. Они, скрестив копья, преградили друзьям дорогу.
— Куды прете? — прикрикнул один из них.
— Пусти! — напирал Кожемяка. — Дело у нас к князю! Важное!
Он вспомнил слова Добрыни, поднял указательный палец вверх, нахмурился и произнес:
— Дело государево!
Братья расхохотались:
— Какое — какое? Государево? Ща лопну со смеху! И где только славов таких нахватался? Оборванцы, а туда же, умничают! А ну, брысь отседова, пока взашей не погнали!
— А ну пусти, кому говоят! — вскипел Кожемяка, напирая на стражу.
Князь, услышав возню на крыльце, обернулся и недовольно бросил:
— Чего буяните? В порубе давно никто не сидел?
— Великий князь! — закричал во всю глотку Никита. — Мы от Добрыни с вестями, а нас пущать не хотят!
Владимир властно взмахнул рукой, и братья Эйты мгновенно убрали копья. Никита не удержался и показал стражам язык. Друзья быстро поднялись на крыльцо.
— Вот! — Морозко протянул князю кусок бересты. — Больше писать не на чем было!
Владимир быстро пробежался глазами послание, лишь изредка покачивая головой.
— Да! Плохи дела! — сказал он, задумавшись.
Затем подозвал к себе Претича, топтавшегося рядом. Коротко пояснил ситуацию. Претич кивнул головой и исчез. Князь, оторвавшись, наконец, от своих дум, с интересом вгляделся в лица парней.
— Постой! Не ты ли Кожемяка, купца Кожема младшой сын? — спросил он Никиту.
— Да, — расплылся в улыбке Кожемяка — то, что князь узнал его, было большой честью.
— Живой значит, здоровый? Обобрали, наверное? — участливо поинтересовался князь.