— А вдруг этого понимания не будет? — поеживаясь, повел плечами майор, предпочитавший при любом раскладе иметь под стенами ставки рейхсмаршала хотя бы сотню преданных ему пилотов. — Что тогда? Добровольно отдаваться в руки гестапо?

— Если фюрер правильно воспримет мою телеграмму и даст свое согласие, — не стал предаваться дальнейшим гаданиям Великий Герман, — то уже завтра я смогу связаться с американским генералом Эйзенхауэром, как мужчина мужчине пожать его руку и предложить нашу полную капитуляцию на Западном фронте.

— Вы уверены, что фюрер согласится на полную капитуляцию?

— А разве он еще способен будет влиять на развитие событий?

— В той степени, в какой все еще способны влиять на людей его магическое имя и наша потребность поклоняться фюреру, уверовав в непогрешимость его мыслей и действий, — напомнил ему адъютант. Но хотя Геринг и вынужден был признавать правоту его слов, однако не в его правилах было отступать.

— Не забывайте, Инген, что в основу переговоров будет заложена мысль о том, что через неделю-другую мы, уже совместными германо-американскими силами, ударим по Красной Армии. И фюрер будет уведомлен об этом.

Майор демонстративно пожал плечами и, отведя взгляд куда-то в сторону, многозначительно промолчал.

— С такой оговоркой фюрер, возможно, и согласится, — наконец сказал он, хотя нетрудно было догадаться, что это была всего лишь уловка подчиненного, не желавшего обострять отношения со своим командиром.

— В таком случае мудрствования кончились, майор, я сажусь сочинять телеграмму фюреру.

— С этим действительно следует поторопиться, это правильно, — поддержал его адъютант Инген. — Телеграмму фюреру… конечно, — мялся он у двери, все не решаясь оставить рейхсмаршала наедине с самим собой. — И все-таки, — наконец решился он, — может, есть смысл вновь пригласить нашего генерал-майора Коллера?

— Это еще зачем?!

— Ну, как всегда, для поднятия духа.

— Убирайтесь вон, майор! — взъярился Геринг, сжимая кулаки. — Какое еще «поднятие духа»?! Я сказал: «Убирайтесь вон!»

— Извините, рейхсмаршал. С моей стороны это был самый мудрый совет из всех, на которые я способен, — признал Инген, пятясь к выходу

Ноябрь 1944 года. Атлантический океан.

Борт германской субмарины «U-1230» (позывной — «Колумбус») из состава «Фюрер-конвоя».

При подходе к побережью США командир субмарины Ральф Штанге сам внимательно осмотрел в перископ место высадки. Разглядеть очертания береговой линии он так и не сумел, хотя где-то неподалеку должен был находиться островок; но и ничего подозрительного тоже не заметил. Во всяком случае, поблизости не оказалось ни одного судна, да и где ему взяться здесь, вдали от портов, в темную, абсолютно беззвездную ноябрьскую ночь?

Настоящей, океанской волны не было, а под прикрытием прибрежного островка Смит легкое волнение, вызываемое незначительными порывами северного континентального ветра, казалось еще более спокойным и безопасным, чем было на самом деле. В любом случае, пора было отдавать команду на всплытие. И Штанге отдал ее.

— До берега около мили, — напутствовал он агентов Эриха Гимпеля и Уильяма Колпага, пока матросы готовили к спуску на воду надувную резиновую лодку. — Дальше мелководье, прибрежные подводные скалы.

— Это приемлемо, — признал Колпаг. — Но если бы вы протянули еще хотя бы метров двести.

— Мы и так двигаемся самым малым. На северо-востоке от вас будет городок Саутпорт, на юго-западе — курортное местечко Норт-Мертл-Бич, а прямо по курсу, в двух милях от берега, на шоссе Мертл-Бич — Уилмингтон, небольшой поселок Шаллот. Судя по карте, главное для вас — к утру оказаться в Уилмингтоне, откуда несложно будет добраться до места назначения. Впрочем, все это вы знаете и без меня.

— Спасибо за поддержку, командир, — поблагодарил Колпаг, американец по происхождению, выпускник Массачусетского технологического института, в беседах с которым капитан-лейтенант пытался совершенствовать свой английский.

— С прибытием на родину, Билли! — воспользовался командир субмарины его агентурной кличкой, по которой тот проходил как агент СД руководимого Скорцени отдела диверсий Главного управления имперской безопасности. Среди агентов которого числился теперь уже и сам капитан-лейтенант.

— Наверное, я удивлю вас, Эрих, но растерзанная авианалетами и окруженная врагами Германия кажется мне сейчас умиротвореннее и роднее, нежели моя этническая родина.

— Может, потому, что вы все же полунемец?

— Не только. Предчувствие, капитан, предчувствие.

— Но ведь со Скорцени вы своими предчувствиями почему-то не поделились, агент Билли.

— Чтобы он, высказав свои собственные предчувствия, тотчас же пристрелил меня?

— И я о том же, агент, — сухо молвил командир субмарины. — Поэтому обойдемся без сочувствий и предчувствий.