Его жилище, тоже удивило Лену. Следуя за хозяином по длинному коридору трехкомнатной квартиры, она разглядывала стопки книг составленных вдоль стен, аккуратно переступая через некоторые из них. Книги были везде: на креслах, столах, стульях, подоконниках, диване -- этакий книжный рай. Сам Лев Кириллович уже давно перестал извинятся за этот беспорядок, вовсе не считая его таковым.

Как поняла из разговора Лена, он жил один: жена умерла, сыновья разъехались по-заграницам, а у него раз в неделю убирала квартиру, да и то чисто символически, домработница живущая в соседнем подъезде. Льва Кирилловича она вполне устраивала, потому что не передвигала и не перекладывала книг и ничего не трогала на его письменном столе.

Лена сидела на огромной кухне с высоким потолком, с сохранившейся по углам лепниной и пила чай из старинной чашки тонкого фарфора с тортом, порезанным на ровные доли. Лев Кириллович примостившись рядом с толстым семейным фотоальбомом в бордовом бархатном переплете, постукивал пальцем по потрескавшейся фотографической карточке, вдохновенно рассказывал:

– - Дед мой профессорствовал, а бабушка слушала его лекции будучи молоденькой курсисткой. Там и познакомились. Теперь взгляните, Леночка, на эту карточку. Это мой старший сын. Неправда ли, он похож на своего прадеда?

– - Поразительное сходство, - с неподдельным интиересом, разглядывала Лена современный полароидный снимок представительного мужчины с зачесанными назад волосами, с умным взглядом из-за очков в модной оправе. Точно такое же лицо смотрело на нее со старой карточки конца прошлого века, отличаясь, лишь небольшой аккуратной бородкой, модным веянием того времени и какой-то одухотворенностью.

– - Сыновья присылают мне видеозаписи своих дней рождений, Рождества, семейных праздников, но я люблю фотографии, а старые особенно. На них ты видишь, остановленный момент жизни в который можно вглядываться и вглядываться. Поверите ли, но иногда мне кажется, что я знаю о чем думал мой дед, сидя перед объективом фотоаппарата.

Лена с грустью посмотрела на Льва Кирилловича. Он был так далек от всех этих жалюзи, заменивших обычные, в его время, занавески; от кофеварки "Бош", примостившийся рядом с медным самоваром на буфете; от пылившейся микроволновки и сиротливо приткнувшейся среди фарфорового старинного сервиза, тостером, этими подарками собственных детей, решивших почему-то, что этими современными вещами они облегчают одинокую жизнь старика.Но насколько ближе и реальнее для него был его дед, которого Лев Кириллович и не помнил вовсе, но понимал так, что глядя на его карточку не чувствовал одиночества.

– - Утомил я вас, Леночка, своими воспоминаниями, но эта извинительная слабость всех одиноких стариков. Вы же приехали сюда не за этим. Вроде как, весь регламент вежливости уже исчерпан и теперь мы можем переходить прямо к вашему делу. Верно?

Покраснев, Лена низко склонилась над нечеткой фотографией круглолицей девушки с переброшенной на грудь толстой косой. Она, ведь и правда, спросила Льва Кирилловича о его семье из вежливости.

– - Ну, нет, Лев Кириллович, регламент исчерпан еще не весь: я ведь не спросила вас о вашем самочувствии, - попыталась отшутиться она, закрывая старый семейный альбом.

– - О, только увольте меня от светских разговоров и о погоде, - рассмеялся Лев Кириллович, с удовольствием поддерживая шутку.
– Что касается самочувствия, то какое оно может быть у стариков? Ну вот видите, я опять жалуюсь. Сережа, осматривая меня на днях, пригрозил: мол, не вздумай, Левушка, помереть. Кому, говорит, я буду нужен в качестве семейного врача. Мне что, с тобой тогда помирать придеться? Зато, отвечаю, у тебя будет больше времени по девушкам бегать, ведь совсем еще молодой, всего-то шестьдесят пять.

Лена засмеялась.

– - А если честно, - улыбнулся старик, - то меня в форме держит Надежда, моя домработница. Упрямая женщина, доложу я. В самом начале, когда она только появилась у меня, началось у нас с ней тихое противостояние. Она, нет-нет да незаметно в коридоре, мне стопку книг и приберет. Думала, что я, старый маразматик, ничего не замечу и не вспомню о ней. А, я ее, эту стопу книг, обратно на место складываю. И вот если замечаю пропажу и возвращаю на место, то значит еще поскрипываю, соображаю. Кажется, Надежда, дай бог ей здоровья, еще не угомонилась. Ну, а теперь, Леночка, выкладывайте, наконец, что там у вас, а то терпение мое мое кончается.

Лена достала из сумки исписанные карточки и протянула их Льву Кирилловичу. Скинув очки, он надел другие, с более сильными стеклами, которыми пользовался для чтения и внимательно изучил каждую карточку. Лицо старика стало строгим, неприступным.

– - Вы сможете прочесть, что здесь написано?
– решившись прервать его сосредоточенность, робко спросила Лена.

– - Откуда списан текст?
– строго спросил Лев Кириллович.

– - Из книги. Из очень старой книги.

– - Откуда она?