Взгляд Мельбурна, однако, задержался на ее лице.

– Помни о том, что я сказал по поводу скандала, Элинор, – напомнил он, набрасывая на плечи пальто с пелериной.

– А ты помни о том, что скандал и беседа – это две разные вещи, – ответила она, отступая в сторону, пока Стэнтон открывал парадную дверь.

– Они могут быть разными вещами, – возразил герцог, следуя за сестрой и помогая ей сесть в экипаж. – Но если слишком широко раздвинуть границы беседы, то она может стать скандалом.

– Мне нужно было выпить заранее, – пробормотал Закери, забираясь вслед за девушкой. – Будь осторожна, Нелл, хорошо?

Она разгладила свои перчатки.

– Нет, Закери. Я не делаю ничего плохого и, поэтому не собираюсь быть осторожной.

– Тогда это будет недолгий эксперимент, – вставил Шарлемань, – и ты можешь забыть о той ерунде по поводу собственных поисков мужа.

Элинор от всего сердца надеялась, что Шей окажется неправым.

– Я бы, на твоем месте, не стала держать пари против меня, – заявила она, надеясь, что это прозвучало более уверенно, чем она на самом беле чувствовала.

Беквит-Хаус был всего в пяти кварталах, но Элинор не смогла припомнить, чтобы поездка в экипаже когда-либо тянулась так долго. Девушка почти дрожала от напряжения, к тому же, она задыхалась в закрытом экипаже одетая в плащ, застегнутый до подбородка. Мало того, Себастьян сверлил Элинор взглядом на протяжении всей поездки. У нее всегда было такое ощущение, что брат умеет читать мысли, но то, что он не остановил карету и не заставил их повернуть обратно, опровергало это подозрение.

Не то чтобы она намеревалась совершить что-то ужасное, но девушка не сомневалась в том, что ее старший брат очень серьезно относится к охране и защиты имени Гриффинов. Она выбрала путь по очень узкой дорожке, где по одну сторону находится скандал, а по другую – ограничения, предупреждающие его. Элинор очень надеялась, что эта дорога приведет ее куда-нибудь еще, кроме тупика.

В двадцать четыре и двадцать восемь соответственно Закери и Шарлемань, конечно же, имели возлюбленных и любовниц, но все это прекрасно вписывалось в рамки общества, пока совершалось осторожно. Правила для женщин были намного строже, а возможностей для падения больше. Но Элинор вовсе не собиралась заводить любовника или делать что-то еще настолько же безнравственное. Но если она не воспользуется этим шансом, чтобы узнать жизнь, то может с таким же успехом засохнуть и умереть.

Они высадились из кареты на переполненной подъездной дорожке Беквит-Хауса. По традиции, когда Гриффины посещали какой-то прием как одна семья, они входили в дом соответственно своему положению: вначале Элинор под руку с Мельбурном, а за ними Шей и Закери. Однако этим вечером, после того, как они обошли последний растоптанный комок грязи и лошадиного навоза и достигли переднего портика, отделанного мрамором и камнем, Себастьян выпустил ее руку.

– После тебя, – проговорил он, жестом приглашая сестру идти вперед.

Элинор кивнула, притворившись, что ожидала от брата подобного поступка, и вошла в величественный особняк. С тех пор, как Элинор вручила герцогу свою декларацию, она ощущала, что Мельбурн сердился на нее, не столько из-за послания, сколько из-за идеи, которая стояла за ним – из-за того, что она была настолько недовольна его патриархальной властью, что устроила восстание. Отлично, она и намеревалась расшевелить его. Возможно, они оба узнают о себе что-то новое в этом состязании. По крайней мере, герцог будет иметь возможность осознать, что и у других людей могут быть мысли и чувства, которые не обязательно совпадают с его собственными, и что эти мысли вовсе не обязаны привести их семью к падению.

Рядом с гардеробной Элинор слегка заколебалась, но они уже оказались на виду, по крайней мере, у двух дюжин гостей, некоторые из которых слыли известными сплетниками. Элинор сделала глубокий вдох и расстегнула пуговицу, которая удерживала ее плащ. Что бы она там не написала на бумаге, ее декларация начинается именно сейчас.

Когда лакей помог снять плащ с ее плеч, Закери, находившийся в самом конце группы, издал приглушенный возглас, в то же время молчание двух других братьев было столь же красноречиво. Ха! Подождите, сейчас я обернусь.

Элинор обернулась. Взгляды всех троих братьев упали на ее грудь, а затем вновь устремились на ее лицо.

– Святая матерь Божья, – прошептал Шей, его загорелое лицо побледнело.

Она надеялась, что брат говорил это в хорошем смысле. Сделав еще один вдох, Элинор повернулась лицом к дверям, ведущим в бальный зал, и двинулась вперед.

– Мы идем? – с улыбкой спросила она, останавливаясь рядом с дворецким, немного не доходя до входа.

Дворецкому Беквитов не нужны были приглашения для того, чтобы объявить об их прибытии. Большинство слуг в знатных домах знали, кто входит в клан Гриффинов.

– Леди и джентльмены, герцог Мельбурн, лорд Шарлемань Гриффин, лорд Закери Гриффин и леди Элинор Гриффин.

Толпа в комнате заволновалась, когда девушка выступила вперед. Элинор могла слышать шаги своих братьев за спиной, практически ощущая враждебность, исходившую от них и направленную на любого человека в комнате, который осмелится сказать хотя бы слово о выборе ее гардероба.

С непринужденностью, благодаря долгой практике, девушка скрыла свой гнев. Хотя молчаливое запугивание братьев и могло заставить этот вечер протекать более гладко, но оно также означало, что Элинор все еще под их защитой и под их пристальным наблюдением. Девушка обернулась, ощущая, как шелк ее платья отчаянно обвивается вокруг ее ног.