— Мы и так это знаем, Джессом! — раздраженно ответил король. — Они явились сюда, потому что не верят, что семья Доналов была убита горцами. Два старых идиота подозревают это, ведь пошли слухи, что я встречался с королем варваров. Не так уж трудно проследить ход их мыслей, Джессом.

— Но, ваше величество, тюрьма — слишком радикальная мера, учитывая статус господина Хартли.

— Как и смерть, Джессом. Попридержи язык, а то заставлю тебя его убить.

С этого момента канцлер больше не пытался высказать свое мнение. Опыт подсказывал, что это тот самый аргумент, против которого не может быть возражений. Ждать от короля Моргравии демонстрации сдержанности, уважения или даже самой простой любезности было пустой тратой времени. Он сам себе хозяин, и не нуждается ни в чьих советах. Откровенно говоря, Джессом вообще не верил в процветание королевства при правлении Селимуса. Его мечты о том, чтобы стать своего рода «создателем королей» рухнули после позора в Риттилуорте и убийства в Фелроти, и он подозревал, что вряд ли после нынешнего вечера увидит Бенча живым. Независимо оттого, собирается ли Бенч выяснить мотивы короля или насколько деликатно выдвинет обвинения.

Мирный договор с Кайлехом тоже очень скоро будет нарушен, в этом Джессом не сомневался, и данный факт его очень печалил. Король Кайлех продемонстрировал большое мужество и дальновидность в своих действиях. Джессома восхитил и его представитель, Аремис, организовавший встречу. То, что Илена была доставлена Селимусу, стало козырной картой наемника. Находясь под сильным давлением, он показал, что обладает холодной головой. Такие люди могли принести Моргравии пользу, но Селимус систематически уничтожал любые возможности какого-то улучшения. Сколько еще знать будет терпеть такое обращение с собой? Джессом подозревал, что недолго, и он не собирался становиться козлом отпущения короля.

Правда, оставалась еще надежда на предстоящий брак Селимуса с королевой Валентиной. Это не только отвлечет внимание от мерзких делишек короля — Валентине вполне по силам привнести в жизнь моргравийцев что-то позитивное и светлое.

Ослепительная красота и самообладание королевы, не говоря уже о могуществе и богатстве, стали той искрой надежды, по которой так соскучились в Перлисе. Кроме того, не стоит забывать и о наследниках. Валентина была идеальным отступлением от смерти и разрушения. Окончательно от всего этого им, конечно, не избавиться, но хоть на какое-то время наступит затишье, может быть, достаточно долгое для того, чтобы Селимус успел растерять часть своей силы. А пока Валентина из Бриавеля одним лишь своим присутствием создаст собственную магию. Она завоюет сердца людей, и тогда никто не захочет нарушать сложившийся баланс между двумя королевствами какими бы то ни было проблемами. Так размышлял Джессом, сопровождая Бенча к королю. Он слышал, как тот пыхтел за его спиной.

Мысли снова вернулись к Валентине, и что-то яркое, как первый солнечный луч, прорезавший темное небо на рассвете, пронзило его разум. Вполне возможно, его интересы совпадут с интересами королевы. Она умна, хочет мира и процветания для своего народа, а значит, открыта для советов и достаточно молода, чтобы быть покладистой. Может быть, он посвятит себя королеве и станет создателем не королей, а императриц?

Джессом дошел до комнаты, где находился король, в гораздо лучшем настроении, чем когда начинал подниматься по лестнице.

— Вы в порядке, господин Бенч?

— Да, — ответил тот, пытаясь восстановить дыхание. — Я уже и забыл, что башня такая высокая.

— Это обманчивое впечатление, — возразил Джессом и постучал в дверь.

— Войдите! — раздался голос короля.

Джессом распахнул тяжелую деревянную дверь и объявил посетителя.

— Эрид! — воскликнул Селимус, широко улыбаясь. — Думаю, вам хорошо знакома эта комната?

Голос был таким дружелюбным, что Бенч моментально расслабился.

— Да, ваше величество. В прошлом ваш отец провел здесь немало времени, обсуждая с нами текущие дела.

На лице короля замерла все та же улыбка, ослепительная, широкая и, как вдруг осознал Эрид, хищная. Впервые он сумел разглядеть сущность этого молодого человека. Эрид всегда считал его очень сообразительным, остроумным и полагал, что эти качества сослужат королю хорошую службу. Конечно, ему приходилось слышать неприятные истории, касающиеся поведения Селимуса, по Эрид был склонен оправдывать их его молодостью. Как и большинство приближенных ко двору людей, он надеялся, что, несмотря на прохладные отношения между Магнусом и его сыном, Селимус станет прекрасным королем, если будет окружен достойными людьми. Сам он намеревался стать основной опорой и мудрым советником нового короля.

Но слишком многие из его друзей и коллег жаловались, что Селимус не обращает никакого внимания на их советы и сам принимает решения, даже не находя нужным продемонстрировать элементарную любезность, рассказав им о своих планах. Идея о войне с Бриавелем пришла ниоткуда и распространилась так быстро, что по этому поводу возникло сражение уже внутри самого королевства, в которое были втянуты многие уважаемые люди Моргравии вроде Хартли, тихо заявлявшие, что позволять королю вести себя подобным образом слишком опасно. Такие предательские разговоры, хоть и велись по секрету, все же серьезно вредили интересам королевства и вряд ли были нужны ему после скоропостижной кончины Магнуса, но тот хотя бы был правителем, которого любили и за которым охотно следовали. Его сын не заработал никакого доверия, потому что изгнал людей, которые могли уговорить других изменить отношение к королю в лучшую сторону.

Среди других влиятельных лиц только Эрид имел доказательства причастности короля к убийству в Фелроти, хотя многие подозревали, что и к резне в Риттилуорте он тоже приложил руку. Но известие о союзе между Моргравией и Бриавелем отодвинуло всё эти щекотливые вопросы и политические расправы на задний план. Начинать войну с тем самым королевством, с которым заключен мир? Зачем? После рассказа Криса Донала Эрид ясно представлял картину происходящего. Селимус затеял самую опасную из игр, соответствующую представлению о том, что одна рука не должна знать, что делает другая.