На столе лежала раскрытая большая книга, церковнославянской печати — Минея-Четия, как узнала потом Полина. Старый, как лунь, поседевший, лакей, приятной наружности, при входе гостей тихо приподнимался, снимал с носа очки и, положив их на книгу, почтительно кланялся.

Вот и зал, обставленный по стенам дубовыми стульями с высокими спинками. У одной из стен фортепиано, а в простенках между окон ломберные столы темно-красного дерева с медными украшениями.

В небольшой гостиной у окна в углу сидела в вольтеровских креслах старушка, одетая в тафтяный дикого цвета на вате шлафрок.

Широкий зеленый шелковый зонтик над глазами скрывал большую часть ее лица, а ноги лежали на скамеечке, обитой пестрым ковриком.

Необыкновенная восковая белизна старушки, ее худоба, тонкие черты ее лица и черные неугасимые глаза внушали к ней невольное уважение.

Старушке этой было около семидесяти лет — это и была бабушка Александра Александровна Мотовилова.

На диване, у задней стены гостиной, сидела еще довольно молодая женщина, с исхудалым страдальческим лицом, с симпатичным выражением темно-карих глаз.

Это была Анна Павловна Гречихина, бедная дворянка, жившая уже давно в приживалках у Мотовиловой, привыкшей к ней как к родной.

Печальна была судьба этой женщины. Она вышла замуж по любви за казавшегося богатым помещика, Федора Сергеевича Гречихина, но в первый же день, или лучше сказать, еще стоя под венцом, им овладела безумная ревность, которая привела к трагическому концу.

Когда они ехали от венца, он вдруг, обратясь к ней, спросил ее, знает ли за кого она вышла.

— Я разбойник! — и в доказательство вынул из кармана кинжал и обнажил его.

Разумеется, от ужаса Анна Павловна впала в обморок и в этом состоянии приехала в дом.

Такое начало не обещало ничего хорошего, да это и было начало страданий.

Она ни дома, ни в гостях не ходила иначе, как в чепце, почти нахлобученном на лицо, с широкою оборкою спереди, чтобы никто не мог видеть ее глаза.

Муж ревновал ее не только к своим близким родным, даже к лакеям, прислуживавшим за столом.

В кругу родных, в обществе гостей, если ему казалось, что она взглянула на кого-нибудь из мужчин, он подходил к ней, как будто с ласкою и целовал ее, а в это время незаметно для других щипал ее самым бесчеловечным образом. На теле ее не было живого места, все было покрыто синяками.

Наконец она родила сына Осипа.

Едва она успела оправится от болезни, как Федор Сергеевич сделал ей беспричинную страшную сцену ревности, окончившуюся тем, что он ударил ее кинжалом в грудь. Она упала, обливаясь кровью.

Он, видимо, подумал, что он убил ее и тем же кинжалом ударил себя прямо в сердце и упал рядом со своей жертвою.

Приглашенные врачи привели обоих в чувство.

Рана Анны Павловны оказалась поверхностной и не опасною, Федор же Сергеевич нанес себе смертельную рану. Промучившись двое суток, он умер.

Перед смертью он попросил показать ему его сына и долго всматриваясь в его лицо, самодовольно промолвил:

— Весь в меня!

Анна Павловна выздоровела и осталась с сыном без крова и без куска хлеба.

Все состояние оказалось прожитым покойным еще во время холостой жизни, а на именьи, лежавшем под Москвою, рядом с имением Мотовиловой, лежали неоплатные долги.

Оно вскоре было продано с молотка.

Анна Павловна перебралась в Москву и, бросившись к ногам знавшей ее ранее Александры Александровны, рассказала ей свое положение.

Добрая старушка приняла в ней искреннее участие и оставила у себя с малюткой Осей.

Мальчик рос. Ему было уже семь лет, когда четырех и трехлетняя Зина и Полина Похвисневы появились в доме своей бабушки.

Ребенок почему-то особенно привязался к Полине, а последняя к нему. Они стали неразлучны.

— Жених и невеста… — шутили старшие. Дети росли и учились вместе.

Бабушка Мотовилова, хотя и не обладала большим состоянием, да и оно должно было перейти к ее сыну, служившему в Петербурге по штатской службе, вследствие горба, который он приобрел упав ребенком с дерева — этого недосмотра за своим единственным сыном не могла себе простить старушка — не жалела средств для воспитания своих внучек. Они были окружены гувернерами и учителями.

Маленький Ося учился вместе и подавал девочкам пример прилежания. Он обладал выдающимися способностями.

С летами детская привязанность Оси и Полины обратилась в иное чувство. Они сперва стали отдаляться друг от друга, оба смущенные появившимися в их юных сердцах ощущениями.

В это время прибыли на жительство в Москву вышедший в отставку Владимир Сергеевич и Ираида Ивановна.

Дети перешли под родительский кров и расстались с уютным домиком своей бабушки.

Вскоре умерла и бабушка.