Вместе с полком уходил и Вася Бушуев, только в июне вернувшийся с Ваги и уже успевший между июнем и августом побывать на Онежском направлении. И Бушуев, и Рыбаков давно привыкли к этим военным кочевьям, расставались легко и встречались так, словно вовсе не расставались, - в них всегда жило чувство близости товарища, дравшегося где-то тут, на соседнем участке.

И всё-таки, хоть расставание не было горьким, Митя, вернувшись после проводов в свою маленькую землянку, которую он делил с Васей Бушуевым, почувствовал, что она слишком просторна и вечер сегодня пасмурней, чем вчерашний.

Грустить, однако, было некогда. Бесчисленные обязанности боевого комиссара поглощали всё его время. В строй он вернулся как-то незаметно, сразу же после мартовской партконференции Шестой армии в Вологде. Приехал он на позицию для проведения разъяснительной работы в связи с решениями конференции, но за три недели работы так прижился под Емцой, что тут и остался, да и раненая рука к тому времени совсем зажила, а выправить в политотделе дивизии назначение в часть не составляло труда.

Из тыла на фронт переводили всегда с готовностью, и августовское наступление белых застало Митю на передовых позициях.

Предвестниками решительного наступления были мелкие, но упорные стычки на линии передовых укреплений, артиллерийский обстрел белыми станции Емца, на подступах к которой стояли красные.

Затем вдруг начались в опасной близости от укреплений красных лесные пожары. Всё вокруг на десятки верст заволокло сизым маревом. Солнце мутно краснело за неприметно вздрагивающей дымкой.

–  Выкурить, черти драные, с позиции нас хотят, - ворчали красноармейцы, подозревая белых, и не без основания, в умышленных поджогах.

Восемнадцатого августа Митя вывел часть своего батальона на тушение пожара. Огонь подходил к самым позициям. Три дня и три ночи провел Митя в лесу, окапывая широкой канавой горящую площадь. К нагану и политической брошюре в арсенале комиссара Рыбакова прибавилась лопата. Он копал неумелыми руками неподатливую, оплетенную корнями землю, и пот широкими пятнами проступал на его гимнастерке. Он тяжело дышал, весело приговаривая: «А ну, могильщики капитализма, нажми до полного!», - и с остервенением вгонял лопату в землю.

Весёлость его не была напускной, не была командирской обязанностью. Он в самом деле был весел и оживлен. И все кругом него были также веселы и оживленны. Спорый артельный труд клейко держал их друг подле друга. Они копали плечом к плечу. Во время перекуров они садились рядком на поваленную сосну, как куры на насест. Они собирались в кружок, чтобы вместе съесть горький от дыма хлеб, а потом растянуться на звонкой от суши земле для короткого роздыха. Иные тут же засыпали, не выпуская лопату и во сне. Огрубевшие от многолетней работы руки, казалось, держали её с большей охотой, чем винтовку. Заснувший шевелил руками. Может быть, ему снилось, что он вскапывает картофельные грядки на своем огороде, возле серой от времени и непогоды избы?

Что касается Мити, то чувство этого простого труда в лесной артели было для него новым. Кроме чувства слитности с товарищами, в нем возникло физическое удовлетворение от труда.

Трое суток пробыли они в лесу и за эти трое суток спали едва ли больше трех часов. Возвращались на позиции измученные, с опухшими и кровоточащими ладонями. Надо было отдохнуть и отоспаться, но ни отдохнуть, ни отоспаться как следует не удалось.

Двадцать второго августа с утра белые начали усиленный артиллерийский обстрел позиций, который продолжался без перерыва целую неделю.

Двадцать девятого августа с утра белые открыли ураганный огонь и под его прикрытием подвели на правом фланге свою пехоту вплотную к кольцу укреплений красных. Одновременно с этим были введены в бой три обходные колонны. Одна из них после обхода ударила на артиллерийские позиции красных, другая вышла на гужевую дорогу Емца - Шелекса, охватывая красных справа, третья пересекла слева лесом линию фронта, вышла в тылу красных частей, взорвала железнодорожное полотно, отрезав бронепоездам отступление, и кинулась атаковать станцию Емца. В случае удачи её маневра все силы красных, стоящие на передовых позициях в семи километрах от станции, оказались бы в мешке и, окруженные со всех сторон, погибли бы полностью.

Таким образом, одновременно действовали четыре группы - фронтовая, тыловая и две фланговые.

Бой закипел почти в один и тот же час на всех четырех направлениях. Митя находился на участке, обращенном к фронтовому удару белой пехоты, и запомнил навсегда этот день как день горьких неудач. Батальон его, группировавшийся вокруг минометных площадок и блокгаузов с пулеметами, потерял шестьдесят человек от артиллерийского обстрела. Часам к девяти утра артиллерийская подготовка кончилась. Белые пошли в атаку. Они дрались с необыкновенным упорством и уверенностью, поддерживаемые сознанием огромного численного превосходства.