— Хорошо. Можете быть уверены, мы все тщательно выясним. Виновный, возможно, сам признается, когда узнает, что ничего плохого не произошло, но лично я думаю, что он никогда не признается. — Длинные тонкие пальцы вертели бокал. Он добродушно произнес (ведь не мог же сарказм придать голосу такую теплоту и сочувствие?): — Бедная девочка, вам пришлось пережить пару тяжелых дней, верно? Моя жена и я очень благодарны вам за заботу о Филиппе. Мне очень жаль, что сегодня это оказалось для вас столь тяжким бременем.

— Это для меня не бремя. Я очень счастлива здесь.

— Правда? Я очень рад. И больше не думайте об этом деле. В конце концов, найдем мы его или нет, подобное вряд ли повторится. Филипп оправился от испуга?

— Думаю, да.

— Не нужно ли вызвать врача или принять какие-нибудь иные меры?

— О нет. Он прекрасно себя чувствует сейчас. Сомневаюсь, что он понимает, что едва... едва не погиб. Когда я уходила, мальчик немного расстроился, но я обещала, что вернусь и мы с ним поиграем, пока не придет время ложиться спать.

— Тогда я вас не задерживаю. Но сначала допейте ваш шерри.

Я осушила бокал, поставила его на стол, потом осторожно сказала:

— Мсье де Вальми, прежде чем уйти, я хочу признаться вам кое в чем.

Его брови поднялись. Несомненно, в душе он смеялся надо мной. Я его только забавляла.

— Нет, я говорю совершенно серьезно. Я... я обманывала вас и мадам де Вальми, и больше не могу... Должна вам признаться... — сказала я.

— Я слушаю. Как же вы нас обманывали? — произнес он утрированно-торжественным тоном. Глаза его все еще насмешливо блестели.

Я сказала по-французски:

— Вот как я обманывала вас, мсье, с тех пор как вошла в этот дом, и думаю, что настало время покончить с этим.

Наступило короткое молчание.

— Понятно, — сказал он. — Не просто хорошо говорите по-французски, но так, как говорят французы, мисс Мартин. Ну хорошо, послушаем. Рассказывайте, как было дело.

О преднамеренном покушении на убийство не могло быть и речи. Я призналась в своем бессмысленном обмане, и единственным следствием этого было то, что Леон де Вальми долго смеялся — не только над нелепыми трудностями, которые мне пришлось пережить, но и над предположением, что от незнания французского языка зависело, получу я работу или нет. Чувствуя себя пристыженной, я смеялась вместе с ним, испытывая огромное облегчение, готовая признать собственную глупость. И все же... Где-то глубоко в душе таилось смутное беспокойство и недоверие к нему. Все же...

Все же сейчас Князь Тьмы, пребывающий, по-видимому, в наилучшем настроении, добродушно смеялся, а я, благодарная за временное затишье, смеялась вместе с ним.

Когда немного позже в библиотеку вошел Рауль де Вальми, он стал свидетелем этой умилительной сцены. Я не слышала его шагов и оглянулась, только когда, стоя у двери, он сказал:

— Простите, я не знал, что вы не одни.

— О, ничего, — ответил отец. — Входи же.

Раздался щелчок, и зажегся свет. Рауль, обойдя книжные шкафы, прошел в угол, где мы сидели.

— Я только что вошел... — начал он, но, увидев в моей руке бокал, скомкал фразу.

— Добрый вечер, мадемуазель. — Он посмотрел на меня, потом перевел глаза на отца. — Вы, кажется, хотели меня видеть, сэр?

Я разжала руку, в которой держала бокал, и быстро встала.

— Я уже собиралась уходить.

Это было произнесено мной по-французски: Рауль удивленно поднял брови, но смолчал. Я на минуту остановилась, неуверенно глядя на своего хозяина.

— Может быть, мсье Рауль что-нибудь выяснил? Он выходил, чтобы узнать, кто стрелял?

— Нет, — покачал головой мсье де Вальми, отпуская меня милостивым жестом. — Хорошо, мисс Мартин, благодарю вас за то, что пришли. Спокойной ночи.

— Стрелял? — резко спросил Рауль.

Он обращался ко мне. Не зная, что сказать, я снова неуверенно посмотрела на мсье де Вальми.

— Вы что-то сказали насчет выстрелов? Что я должен выяснить? — снова спросил Рауль.

— О, я подумала, может быть... — неловко сказала я: ведь меня уже фактически отослали. — Значит, вы не знаете, что сегодня случилось?

Пройдя между креслом отца и камином, Рауль потянулся за графинчиком с шерри.

— Нет. А что случилось?

— Какой-то идиот чуть не застрелил в лесу твоего кузена, — холодно произнес Леон де Вальми.

Рауль резко поднял голову, расплескав шерри:

— Что? Филиппа? Кто-то стрелял в Филиппа?

— Именно это я и сказал.

— Он ранен?

— В него не попали.

Рауль выпрямился и прислонился к камину, держа в руке полный бокал. Он внимательно оглядел меня, потом своего отца: