— Все, что угодно, — сказала я. Его хорошее настроение заразило меня. — Куда угодно. Вы решаете.

— Вы говорите серьезно?

— Да.

— Прекрасно, — ответил Рауль, и длинная машина рванулась к ярким огням шумного ночного Тонона.

Не буду описывать этот вечер в подробностях, хотя, как оказалось, он сыграл в моей жизни очень важную роль. Самый чудесный вечер в жизни... В Тононе мы остановились у цветочного киоска, где подснежники и вьюнки сияли в свете газовых рожков. Рауль купил мне фрезии, благоухающие, как целый тропический архипелаг, красные анемоны, которые раньше называли полевыми лилиями. Потом мы поехали дальше под ясным ночным небом, покрытым целым роем звезд. Желтая, словно восковая, луна слабо светила из-за тополей. К тому времени, как мы приехали в Женеву — сказочный город, яркие огни которого отражались в водах озера, — я уже была на седьмом небе от счастья: пережитый шок, одиночество, холодное дыхание опасности — все было забыто.

Почему я считала его непонятным и загадочным? Мы разговаривали так, будто знали друг друга всю жизнь. Он спросил меня, сколько лет я провела в Париже; впервые можно было говорить об этом спокойно и свободно, словно в моем прошлом не было никаких несчастий и разочарований. Я рассказала об отце и матери, об улице Прантан. Даже годы, проведенные в приюте, вспоминались как что-то забавное и радостное.

А Рауль рассказал мне о Париже, который знал он, так отличающемся от моего, о своем Лондоне, где не было мест, подобных приюту Констанс Батчер для девочек, о жарком солнце Прованса, где лежит Бельвинь — бесценная маленькая жемчужина, постепенно разрушающаяся среди пыльных виноградников...

Обо всем, кроме Вальми. Ни единого слова о Вальми.

Мы использовали каждую минуту этого вечера. Чудесно поужинали в каком-то не очень роскошном ресторане, но еда была прекрасная, и никто не обращал внимания на то, как я одета. Мы не стали танцевать, потому что Рауль объявил, что главное — хорошо поесть и не отвлекаться на разные физические упражнения, но позже в другом месте мы долго танцевали, а потом возвращались в Тонон по ровной дороге, где в этот час не было ни одной машины; мчались так быстро, что звенело в ушах, но в этой чудесной машине, в эту чудесную ночь скорость не ощущалась и казалось, что мы плавно скользим по воздуху. На границе мгновенно проверили наши документы, огромная машина вырвалась на простор и понеслась вверх по склону холма, по шоссе, ведущему в Тонон. Вдоль широкого бульвара, окаймляющего спуск к озеру, через пустую сейчас рыночную площадь; проехали поворот в Субиру...

— Эй, — сказала я, — вы пропустили поворот.

— Следую одной из своих опасных наклонностей.

Я подозрительно посмотрела на него:

— Например?

— В Эвиане есть казино, — сказал он.

Я вспомнила миссис Седдон и улыбнулась:

— Какой ваш счастливый номер?

Рауль засмеялся.

— Еще не знаю. Уверен только, что сегодня ночью мне выпадет именно этот номер.

Мы отправились в казино, он играл, а я наблюдала, но Рауль заставил и меня играть — я выиграла, снова выиграла; потом мы обменяли фишки на деньги и ушли... пили кофе с ликером, много смеялись и наконец поехали домой.

Было три часа ночи, когда огромная машина Рауля стала взбираться по зигзагам подъема к замку Вальми, и мне казалось — то ли от волнения, то ли от накатившей сонливости, а может быть, и от ликера, — что все это сон. Рауль остановил машину у боковой двери, ведущей во двор, и я, все еще сонная, пробормотала:

— Спасибо, спокойной ночи.

Очевидно, я была в трансе, когда проходила темными коридорами и лестницами. Совершенно не помню, как очутилась в спальне, как добралась до постели.

Вряд ли на меня так подействовал ликер — кофе должно было смягчить его эффект. Виновато нечто гораздо более сильное, опасное и опьяняющее, словно роковой призрак, словно скала, готовая рухнуть и раздавить меня, нависшее над головой среди музыки, смеха, всех развлечений вечера. Это было глупо, это внушало мне ужас, но это случилось.

На горе или на радость себе, я по уши влюбилась в Рауля де Вальми.

Этого следовало ожидать. Было бы очень странно, если бы с Золушкой, вырвавшейся из такого ужасного заточения, как мой приют, и познакомившейся с великолепным Раулем де Вальми, не случилось чего-нибудь в этом роде. Мужчина, чья внешность и умение очаровывать практически гарантировали ему успех у любой женщины, даже если бы он не приложил к этому никаких усилий, подарил очень одинокой девушке приятный вечер, — вечер, о котором она долго будет помнить.

Все это я хорошо понимала. Хотя я читала множество романтических историй и видела (что совершенно естественно) не меньше романтических снов, у меня сохранилась добрая доля французского здравого смысла. Это обстоятельство вместе с истинно английским качеством, которое определяют не очень-то красивым словом «флегматичность», должно было помочь держать под контролем глупые эмоции. Я получила свою конфетку — этот вечер. Завтра все будет совсем по-другому.

Так оно и случилось. Вскоре после завтрака огромный «кадиллак» скрылся за поворотом дороги: наверное, Рауль возвращался в Бельвинь. Я решительно освободилась от своих грез: провансальской идиллии, где мы с Раулем мчались на автомобиле вдоль освещенных луной виноградников, среди которых мелькали то Тадж-Махал, то Голубой грот на Капри, — и все свои помыслы сосредоточила исключительно на Филиппе.