А из 'шелкового шалаша' вылетел с матом кто-то невысокого роста. В сумерках военврач не разглядел - кто это. Но по голосу догадался - комбриг. И Живаго поспешил удалиться - Тарасов был горяч в гневе.

А потому врач не увидел, что за Тарасовым вышел Мачихин.

– На, комиссар, читай!

Тарасов сунул Мачихину клочок бумаги:

'Выполнение задачи вы недопустимо затянули. Будете отвечать лично, Тарасов и Мачихин. 19.03.42 Курочкин'

– Мда...- буркнул гигант Мачихин.
– Можно подумать мы до этого заочно отвечали...

– Ты, Ильич, подумай, а? Сначала этот придурок прорваться не может, затем шляется неизвестно где, мы людей теряем, скоро уже полбригады поморозится, а теперь мы еще и затянули?
– когда Тарасов кипятился речь его становилась сбивчивой.

– Язык у тебя за головой не поспевает, Ефимыч!

– Расстрелять бы этого Гринева, к чертовой матери!

Мачехин покачал головой:

– Ох, и кипяток ты Ефимыч, ох, и кипяток... Теперь понимаю, за что тебя арестовали в тридцать восьмом...

Тарасов прищурился и напрягся.

– За язык твой несдержаный, вот за что. Болтал бы меньше, думал бы больше...

– А ты меня, Ильич, не учи и не лечи! И Родина и партия меня простили. И доверили бригаду, и в тыл к немцам послали. А если бы не простили, разве доверили бы?
– зло сказал подполковник.

Мачехин успокаивающе похлопал Тарасова по плечу и загудел басом:

– Ишь как ты казенно заговорил-то... Родина простила, партия доверила... Теперь нам это прощение и доверие снова заслужить надо!

– Прости, Ильич... Погорячился...
– Тарасов быстро отходил от вспышек гнева, случавшихся с ним все чаще и чаще.

Мачехин только хотел предложить Тарасову вернуться в штаб, как в небо над Невьим Мхом взлетели три красные ракеты. А с севера накатывался неспешный гул тяжелых самолетов.

– Тэбешки! Никак Латыпов со товарищи прибыл? Не ошиблись координатами, надо же!

Тарасов и Мачехин побежали к аэродрому. Если так можно назвать расчищенную полосу в полторы сотни метров шириной и восемьсот метров длиной. Руками, расчищенную, между прочим, помороженными руками саперов, комендачей и всех, остальных, кто боевое дежурство не нес. В том числе, и легкораненые. Сначала раскидали снег, а затем, накинув веревки на бревна, волокли их по взлетно-посадочной полосе, утрамбовывая снег. Адская работа! Зато сейчас 'ушки' садятся легко, и даже особо смелые пилоты на 'тэбешках' умудряются приземляться на пятачок.

Но сегодня пилоты этих трех самолетов не рискнули. Два из них снизились до ста метров и вниз полетели грузовые контейнеры, с привязанными оранжевыми лентами. А третий кружил поодаль. Когда транспортники 'отбомбились' - третий зашел чуть выше. И над базой бригады раскрылись три парашюта. Хорошо, что ночь была безветренной...

А через час началось совещание комсостава соединения.

– Доложите обстановку, Тарасов!
– с места в карьер взял Латыпов.

– На данный момент бригада потеряла пятьсот девять человек обмороженными ранеными. Из них эвакуации требуют двести тридцать семь человек. Убитых и пропавших без вести около трехсот...

– Что значит 'около', подполковник? У вас, что учет потерь не ведется?

– Точный подсчет пока невозможен, товарищ полковник! Бригада постоянно ведет боевые действия и потери несем ежечасно. И больше всего от холода и голода. Пятьсот раненых было на утро. Сейчас я не могу сказать, сколько из них переживет эту ночь и сколько к ним прибавится к утру.

– Значит вы уже потеряли треть бригады, Тарасов! Бесполезно и бесцельно! Почему не обеспечиваете себя продуктами, как было запланировано штабом фронта? От вас только слезные радиограммы о помощи! У вас тут благородные девицы или советские десантники?

Тарасов опять начал закипать, но смог сдержаться. Лишь зло крикнул:

– Адъютант! Шашлыка принеси. Три порции. Гостям. Они с дороги устали! И чай организуй!

– Ну вот - шашлыком балуетесь, товарищ подполковник!
– засмеялся Латыпов, но тут же посерьезнел.
– Почему срываете график операции?

– Из-за этого...
– кивнул Тарасов на побагровевшего Гринева.
– С ним только в городки играть. Воевать Гринев не умеет. Бригаду свою проср...

– Выбирай выражения, Тарасов!
– вскочил Гринев и стукнул кулаком по столу.

– А ты лучше мне объясни, где вы шлялись? И почему за твое разгильдяйство должны отвечать мы?
– Тарасов тоже вскочил.

Злыми взглядами два комбрига буравили друг друга. Первым отвел взгляд, все же, Гринев:

– Я не обязан перед тобой отчитываться!

Тарасов заорал на него:

– А ты перед моими бойцами лучше отчитайся, сволота!

– Что??
– взревел Гринев и схватился за кобуру.

Назревавшей драке помешал Латыпов:

– Смирно!
– рявкнул он, тоже вскочив.
– С таким настроением воевать нельзя. Вы погубите и операцию, и бойцов, и друг друга. Приказываю! Прошлое забыть до возвращения домой. Будем разбираться там - кто виноват и что делать. Вольно.