Шрифт:
— А ведь в течение долгих лет мы вели подробный дневник, записывая все, представлявшее какой-либо интерес. И целый ряд событий имеет несомненную историческую ценность.
Услышав ее слова, Хёттль забеспокоился. Если графиня говорит правду, то в дневнике Чиано должны быть записи о недомыслии и безрассудстве Иоахима фон Риббентропа, о чем сам Хёттль и его шеф Кальтенбруннер давно догадывались.
Хёттлю и Кальтенбруннеру было ясно, что военные действия союзников будут развиваться в северном направлении — Италия, а затем и Альпы. В результате этого Третий рейх окажется между молотом и наковальней. Муссолини можно спокойно оставить союзникам, к тому же его трудно обнаружить. Пока Риббентроп возглавляет министерство иностранных дел, каши, как говорится, не сваришь. И Хёттль увидел реальную возможность дискредитировать его в глазах фюрера с помощью дневниковых записей Чиано.
Когда он попытался прощупать этот вопрос через Эдду, Чиано проявил осторожность.
— Думаю, что не стоит беспокоить полковника нашими личными делами, дорогая, — резко оборвал он супругу.
Видя, однако, что Хёттль пытается выяснить кое-какие подробности, Чиано понял, что ему представляется шанс заключить своеобразное соглашение. За оказанную услугу дневники будут депозитированы в одном из швейцарских банков. Под услугой Чиано подразумевал получение паспорта для себя и семьи для выезда в Аргентину или Испанию.
Кальтенбруннер одобрил сделку, и паспорта были готовы. Но вот Эдда стала настаивать на поездке в Растенбург, чтобы встретиться со старым другом и союзником отца. Гитлер уже знал, что Чиано находится на озере Штарнберг: мюнхенское гестапо опознало его в парикмахерской города и доложило своему руководству. Гитлер откладывал встречу до тех пор, пока генерал Штудент не обнаружит дуче. Да и Хёттль опасался, что визит Эдды прольет свет на их задумку.
Она совсем забыла, что 1 сентября было днем ее рождения, но Адольф Гитлер вспомнил об этом. На ее полированном столике из орехового дерева в салоне гитлеровского поезда лежали два огромных букета ярко-красных роз. Поезд находился на стоянке, имеющей кодовое название Гёрлиц, в трех минутах езды по лесу от бункера фюрера, где размещались жилые помещения и комната для работы с картами.
Гитлер, что было для него не совсем обычно, вел разговор односложно. 28 июля к нему прилетел Витторио Муссолини с просьбой помочь отыскать отца. Поэтому беседу поддерживали Эдда и Риббентроп.
За несколько минут до этого Витторио встретился с сестрой около поезда и сильно расстроился.
— Ты, видимо, сошла с ума, что приехала сюда! — сказал он, вместо приветствия. — Ты не могла сделать более неудачного выбора.
Четыре недели, проведенные в Германии в обществе представителей старой гвардии фашистов, бежавших из Италии после 25 июля, таких, как Гуидо Буффарини-Гуиди и Роберто Фариначчи, показали ему, что Джалеаццо Чиано вызывал у них нескрываемую ненависть и презрение.
К своему ужасу Витторио услышал, как сестра конфиденциально заговорила о предстоящей поездке в Испанию, будто бы Гитлер был ее транспортным агентом. Вполне возможно, что там они будут жить раздельно: граф собирался заняться написанием мемуаров. Она даже сделала деловое предложение: если фюрер обменяет шесть миллионов лир на песеты, Третий рейх сможет заработать на разнице курсов.
Риббентроп сделал вид, что не понимает ее. Разве Чиано недоволен своим размещением?
— Жилье графа — одно из лучших и соответствует его положению, — произнес он холодно. — Для чего ехать в Испанию? В Германии ему будет обеспечена полная безопасность, и он спокойно сможет ожидать нашу верную и неизбежную победу.
Риббентроп вполне отчетливо представлял, какой материал может быть опубликован в мемуарах Чиано, поэтому настаивал, чтобы граф не покидал территорию, контролируемую немцами. Не догадываясь, что Кальтенбруннер его ненавидит, он признался шефу службы безопасности: если Чиано окажется за границей, то «непременно учинит какое-нибудь свинство против него, Риббентропа». Риббентропа поддержал Йозеф Геббельс.
— Не пройдет и месяца, как этот грязный скандалист начнет что-нибудь писать против нас, — предупредил он.
Витторио, протянув руку к сигаретнице, стоявшей на столике, заметил, что Эдда занервничала. Вспылив, она сказала, что им должны разрешить выехать в Испанию. Гитлер ничего не ответил. Но Риббентроп решительно покачал головой, бросив:
— Об этом не может быть и речи.
— Стало быть, мы — пленники, — крикнула Эдда, адресуясь к Гитлеру. — Что с вами со всеми происходит? Война уже проиграна, разве вы этого не понимаете? Давно пора начать переговоры с Россией о мире.
Вдруг щека Гитлера стала нервно подергиваться.
— Разве можно смешивать огонь и воду? — хрипло произнес он. — Нет, никогда! Мы будем сражаться в степях России, в городах России до последнего патрона и последнего человека — против коммунизма!
Когда он поднялся, показывая этим, что беседа закончена, Витторио украдкой посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут, которые показались ему часом.
Лес был темным, в нем было жарко и пахло смолой, несмотря на свежий ветерок с Балтики. Казалось, что за каждым деревом скрывались охранники. Не говоря ни слова, Эдда и Витторио мяли в руках сигареты. Теперь они знали правду: Чиано оказался в западне.