Климов вышел.

Прошелся по приемной, подошел к окну, оперся пальцами о подоконник.

От нахлынувших размышлений оторвал скрип половиц.

Толстогубый капитан с отвислым брюхом пропихнул в дверной проем свое большое тело и внимательно окинул взглядом нарушителя покоя.

Покачнувшись на складках мешковины, заменявшей половик, он буркнул паспортистке, выскочившей из своей каморки, чтобы она навела порядок, и скрылся в кабинете.

Пистолет в кобуре, а кобура под брюхом. Климов его узнал. Они учились вместе в восьмом классе. Мишка Слакогуз, известный ябеда, подлиза, обжора и лентяй.

Естественно, теперь ходит в начальстве, пусть даже в подчинении у него одна лишь паспортистка.

Интуитивно чувствуя, что Слакогуз не скоро позовет его к себе, Климов решил дать ему возможность выпендриться.

Он вновь оперся пальцами о подоконник.

Мишка Слакогуз. Ну надо же! Какая встреча… Жаль, что нет оркестра и цветов. Да… кстати, нужно бы спросить Петра о музыкантах… Кто-то же играет здесь на случай похорон… еще венки и траурные ленты… но главное, конечно, это справка.

Заслышав за спиной чьи-то шаги, Климов невольно обернулся: в каморку паспортистки заглядывал Сережа-санитар из отделения для буйных.

— Здравствуй, лапонька.

— Сережка!

Целование, объятия и шепот:

— Дверь закрой…

У Климова надсадно-гулко застучало сердце. Все это ему уже не нравилось, хотя… чего только на свете не бывает!

Слакогуз делал вид, что не узнавал, даже сесть не предложил, а только рявкнул:

— Документы, живо!

Климов улыбнулся, подал паспорт бабы Фроси и свое удостоверение:

— Смотри и узнавай, а то я тебя живо выдерну из-за стола…

Он сам почувствовал, что тон шутливой фразы был холодноватым.

Сладкогуз пролистнул паспорт, изучил удостоверение, сдвинул их на краешек стола. Поерзал, поскрипел кожзаменителем казенного кресла, откашлялся и равнодушно, с чувством превосходства подал руку. Дал возможность подержаться за свои негнущиеся пальцы.

— Каким ветром?

Климов сел, закинул ногу на ногу и объяснил цель своего визита. Пухлая, влажная ладонь Слакогуза вызвала желание сухо-насухо вытереть пальцы, и Климов исподволь разгладил полу плаща на колене.

— В общем, нужна справка.

Слакогуз почесал за ухом, мельком глянул на часы, дескать, выставить тебя из кабинета я всегда успею. Выдержав довольно продолжительную паузу, нахмурился:

— Я объяснял уже Петру: не мое дело.

Климов отвел глаза от жирного двойного подбородка и взял свое удостоверение. Придвинув поближе к столу стул, на котором сидел, решил подольстить:

— Насколько понимаю, ты здесь царь и бог. Твои и подпись и печать весомее других. Они что гвозди в крышку гроба: раз! — и на века.

Климов безотчетно тронул узел галстука, внезапно подумав, что трудно сходится с людьми.

Глаза у Слакогуза потеплели, но все равно он смотрел с недоверием. Жаль, что Климов не обладал способностью читать чужие мысли по выражению лица.

— Все так, но и не совсем, — вальяжно протянул Слакогуз. — Закон. Инструкция. Порядок. Я тоже, знаешь ли, стараюсь быть внимательным и милосердно-чутким, но и ты пойми: не вправе я причину смерти устанавливать. Закон. Такое дело. Езжай в район.

— А что в районе?

— Судмедэкспертиза.

Климов хмыкнул:

— Это значит… труп нужно везти?

Маслянистые глаза смотрели на него бесстрастно.

— Как захочешь. Можно судмедэксперта сюда… Деньгами помани.

Раньше Слакогуз себе такое не позволил бы, знал, что удар у Юрки Климова тяжелый.

Приглушив приступ ярости, Климов позвонил в район, воспользовавшись телефоном Слакогуза, узнал, что судмедэксперт выехал на место происшествия, попросил передать тому, как только он появится, связаться с Ключеводском, непосредственно с начальником милиции и снова обратился к Слакогузу:

— Может, все-таки оформишь?

— Не могу.

— Не канючь.

Слакогуз умостился в кресле, за своим большим столом в своем служебном кабинете, и у ног его потрескивал большой немецкий электрический камин. Туфли он расшнуровал. Сказал, что ноги отекают. С трудом, но все же подавил зевоту. Передернулся всем телом. Потянулся к шариковой ручке, вспомнил, что нет стержня, полез в стол…

Пренебрежительное выражение лица Слакогуза, казалось, говорило всякому, что принимать чужих за близких он считает лишним. Он не из тех, кто ходит пятками вперед.