– Так вы из милиции, – констатировала главврач.

Я кивнула.

– Следователь Евлампия Андреевна Романова.

– И в чем проблема? – сурово поинтересовалась главврач.

– Понимаете, дело, которым я сейчас занимаюсь, не государственное, личное.

– Вам разрешают держать частную практику? – вздернула вверх брови Елена Валентиновна.

– В общем, нет, – осторожно ответила я, – но ведь каждая из нас имеет подруг, близких, ради которых пойдешь на многое…

Исаева спокойно выслушала меня, потом взяла со стола пачку сигарет, помяла ее в руках, отшвырнула и воскликнула:

– Бросаю, бросаю, никак не брошу! Белкину я помню. О ней Катя просила. В общем, без особых эксцессов все прошло, она в девятом боксе лежала, знаете, такие две одноместные палаты? Справа Белкина, слева Гречникова, а посреди туалет с душем. Самое лучшее наше помещение, платное только. Даже «денежные» пациенты разные условия получают, девятый бокс считается люксом. Нехорошо, конечно, в этом признаваться, я в него только своих кладу, знакомых полно, просят роженицу взять, ну и… Белкину Катя привела, а Гречникову Ира Мальцева, тоже бывшая моя коллега, мы вместе на курсы повышения квалификации ходили. Только Ирушка детский врач, сейчас руководит домом малютки.

– Значит, во время пребывания Белкиной в роддоме ничего не стряслось? – цеплялась я за малейшую возможность отыскать в клубке перепутанных нитей хоть один торчащий наружу кончик.

– Нет, – спокойно ответила Елена Валентиновна, – Белкина поступила с уже отошедшими водами, сразу попала в родовую, довольно легко произвела на свет младенца, мальчика, и была помещена в бокс. Наутро, правда, лечащий врач доложила мне, что Белкиной требуется помощь психолога. У нас есть в штате хорошие специалисты, у некоторых мамочек начинается депрессия. Все дело, конечно, в гормональной перестройке организма, но женщине самой бывает трудно справиться с проблемой, и мы оказываем необходимую помощь. В случае с Белкиной особой сложности не наблюдалось, истерика легко купировалась. Гречникова очутилась в боксе через сутки после Белкиной, и, насколько я понимаю, конфликтов между женщинами не возникло, хотя такое случается. Увы, больше ничего сказать не могу. Но, если хотите, выдам данные о весе и росте новорожденного, температуре мамочки…

– Спасибо, – улыбнулась я. – Вы всех своих пациентов так хорошо помните? Аллу Вяльскую, например, не забыли?

Елена Валентиновна снова принялась мять в руках пачку.

– Насколько я знаю, Алла и ваша дочь учились в одной школе, где директорствовал Богодасыср Олимпиадович, – тихо продолжила я.

Главврач молча кивнула.

– А еще одна маленькая птичка нашептала мне, что школьница Исаева до определенного возраста не выказывала никаких особых талантов, но потом вдруг резко поумнела и даже получила золотую медаль. По странному совпадению замечательная трансформация с вашей дочерью произошла именно в тот год, когда глупенькая Алла Вяльская родила мальчика, несчастного кроху, скончавшегося не успев вздохнуть, малютку, погибшего сразу, на руках у врача… Кстати, кто принимал у нее роды?

– Я, – мрачно ответила Елена Валентиновна.

– Наверное, ужасно держать в руках мертвого новорожденного, – совершенно искренно вырвалось у меня.

Но Исаева неожиданно стиснула пачку сигарет так, что сломала ее.

– Если вы неизвестно откуда узнали правду, то незачем издеваться, – рявкнула она. – Да, на ваш взгляд, наверное, я поступила гадко, но вы в курсе, какие женщины встречаются, а? Знаете? Вот у нас сейчас опять лежит Коркина Лариса, пятого рожает! Пятого! Спросите, где четверо предыдущих? Умерли. Одного она кормить забывала, другого на улице в коляске бросила, третьего, правда, в ясли сдала, а когда малыш подцепил инфекцию, лечить его не стала… И ведь никто ей запретить рожать не может! Дети Коркиной не нужны, они ей пить, гулять да веселиться мешают. Таким малышам лучше в приюте, хоть поесть вовремя дадут! Вот и с Аллой так получилось!

– Вы ничего не путаете? – удивилась я. – Вяльская тихая девочка, алкоголичкой она стала потом, не вынесла смерти сына! И в результате отравилась водкой, умерла.

Елена Валентиновна вцепилась в меня взглядом.

– Алла покойница?

– Да.

– И, насколько я знаю, отца ребенка, Алексея, якобы в армии убили?

– Правильно, почему только «якобы»? – удивилась я.

Исаева схватила со столешницы скрепку и принялась мять тонкую проволочку.

– Лена, – тихо сказала я, – послушайте, что расскажу. Мальчик Оли Белкиной, Гена, пропал.

Исаева, не шелохнувшись, внимала моим словам.

– Ладно, – внезапно сказала она. – Теперь вы слушайте. Все равно они умерли. Значит, так…

Свою нежно любимую доченьку Риту Елена Валентиновна тащит по жизни одна. Муж исчез в непонятном направлении, оставив ей после себя лишь фамилию Исаева. Где он – Елена не знает. Кто один поднимал ребенка, тот поймет, каково досталось Леночке. Рита с младенческих лет кочевала по детским учреждениям. Елена и рада была бы сама воспитывать дочь, но нужно было зарабатывать деньги на жизнь. А работа медика, да еще в родильном доме, подразумевает суточную занятость, вот Рита и тосковала на пятидневке. В результате девочка получилась тихая, слабая, забитая более сильными одногодками, а Елена Валентиновна на всю оставшуюся жизнь приобрела комплекс матери, виноватой перед собственным дитем.

В школе Рита училась плохо. Она была старательна и понятлива, но отвечать у доски боялась, одноклассников не любила, дичилась, участия в общих забавах не принимала, а на контрольных так пугалась, что всегда получала «два».

Один раз Елену вызвали к директору. Главврач поняла, что ее ждет крайне неприятный разговор, и, выпив успокоительное, вошла в кабинет с натянутой улыбкой. Но Богодасыср Олимпиадович повел себя более чем странно. Сначала он угостил врача кофе, потом, посудачив о том о сем, вдруг сказал: