– Обливались? – поинтересовалась она.

– Нет, – покачала головой Нина, – только приехала, да слить некому.

– А я на что? – улыбнулась женщина. – Скидавай одежду, да пошли.

Нина подошла к нарам и моментально разделась донага.

– Ну, ты чего ждешь? – поторопила меня бабка.

– Она первый раз у нас, Катя, – пояснила Нина.

– Раздевайся быстренько, сестра, – заулыбалась Катя, – сейчас сил прибавится, бодрости, здоровья.

Ничего не понимая, я тоже стащила с себя всю одежду и моментально покрылась гусиной кожей.

– Ничего, ничего, – приободрила Катя, – сейчас согреешься, жарко станет.

Мы вышли во двор и застыли возле двери, как две статуи.

– С кого начинать? – поинтересовалась Катерина.

– Ну, конечно, с Даши, – отозвалась Нина.

– Лады, – согласилась Катя и велела: – Зажмуряйся!

Я покорно закрыла глаза, и в следующий момент чуть не потеряла сознание. На голову, прямо на темечко рухнул шквал ледяной воды. От неожиданности из горла вырвался дикий крик. Глаза распахнулись. Довольная Катя улыбалась, покачивая пустым ведром.

– Вопи, вопи, это дьявол из тебя выходит, ну как, тепло стало?

Самое странное, что так оно и есть. Несмотря на струйки, быстро бежавшие по коже, телу стало жарко.

– Говорила же, – удовлетворенно отметила Катя и обрушила на голову Нины воду из другого ведра, – облиться – первое дело от всех напастей. Ну топайте в избу, одевайтесь.

Нина быстро облачилась в юбку и протянула мне шапочку-тюбетейку.

– Надень на молитву.

– Зачем?

Сундукян пожала плечами:

– Учитель велит; кстати, если голова во время бдения не прикрыта, то потом виски ломит.

Деваться некуда, и я натянула убор.

– Давай, давай, – поторопила Катя, – не тянитесь, щас начнут.

Она вышла за дверь.

– Вы всегда такой душ принимаете? – поинтересовалась я.

– Ага, – отозвалась Нина, засовывая старательно пряди пышных волос под шапочку. – Два раза в день всенепременно, утром и вечером. Здорово в тонусе держит.

– И зимой?

– А как же?

– На улице?

– Что тут страшного?

– Неужели никто не болеет, даже дети?

– Нет, – спокойно пояснила поэтесса, – даже насморка не наблюдается.

Возле молельни стояла тихая толпа. У входа, на табуретке высилась большая эмалированная кастрюля. Молчаливые женщины и мужчины, все в одинаковых шапочках подходили по очереди к «чаше». Довольно молодая женщина зачерпывала деревянной ложкой резко пахнущую, похожую на кисель массу и подносила сектантам со словами: «Вкуси напиток веры и очисти душу».

Угостив Нину, девушка глянула на меня огромными прозрачными голубыми глазами и тихо поинтересовалась:

– Кто это?

– Гостья, – ответила Сундукян и шагнула в молельню.

Я оказалась последней в очереди, все сектанты уже были в избе, и оттуда доносился тихий, мерный гул. Женщина ощупала меня взглядом и внезапно шепотом поинтересовалась:

– Отца видели?

Я покачала головой.

– Вы состоятельны?

– Что? – растерялась я.

– Квартиру, машину, дачу имеете, а родственников нет?

– Точно, – подтвердила я, недоумевая, с чего бы это девушке интересоваться моим материальным положением.

Женщина повозила ложкой в кастрюле и неожиданно страстно зашептала:

– Уши заткни, глаза прикрой, не слушай и не гляди на шарик. А потом беги отсюда, пока цела!

– Долго ты еще, Света? – поинтересовалась пожилая женщина, выглядывая из дверей.

– Сейчас, Марья Ивановна, только гостью угощу, – пропела девушка и протянула мне пустую ложку.

Я сделала вид, будто наслаждаюсь подношением. Марья Ивановна исчезла.

– Найду тебя ночью, – снова зашептала Света, – часа в три зайду.

Совершенно ничего не понимая, я перешагнула порог и оказалась в почти кромешной темноте. Но минут через пять глаза привыкли к полумраку.

Огромное помещение без окон. Воздух спертый, душно. Пол уставлен деревянными лавками.

Впереди – стол, на нем какие-то непонятные предметы. Люди в основном молчат. Все они удивительно похожи: женщины в длинных юбках, мужчины облачены в нелепые рубашки, подавляющее большинство босиком. У двери стайкой пристроились худые дети, но Верочки среди них явно нет, самой младшей лет семь, не меньше. Одна из девочек заходится в бесконечном кашле, даже в полумраке видно, как у нее лихорадочно блестят глаза.