– А тебе что за дело?

– Мне – ничего. Хрыч зовет тебя.

«Старик Зубов?! Зачем я понадобился ему?» Из всей Генкиной семьи Сычу нравился один старик Зубов. Заяц хоть и говорит, что Хрычу палец в рот не клади – откусит, но Сычу он не сделал никакого зла. Наоборот, разговаривает с ним, как с равным, иногда приглашает в дом поесть. Правда, это бывает редко. Старик вечно чем-то занят, да и вообще не очень общителен.

– Ну идем, идем, – заторопил Заяц.

Сыч одернул пиджачок, застегнул пуговицы, и ребята вышли со двора.

Сыча ждал не только старик Зубов. Ждала вся родня Зайца – Генкина мать, тетка Авдотья, злющая тетка Матрена и ее муж Петро, большой, мрачный человек, пьяница и вор. С ним Сычу приходилось не раз ходить на всякие «дела».

Как только Сыч перешагнул порог, старик Зубов подошел к нему, обнял за плечи, повел к столу. Все, кто был в комнате, печально смотрели на Сыча, а Генкина мать тоскливо запричитала:

– Дитяточко горькое, сиротинушка одинокая, без отца и матери горе мыкать остался…

Она противно трясла толстым животом, терла платком глаза и сморкалась. Сыч был несказанно смущен этой встречей. Он топтался на месте, не зная, что делать, исподлобья поглядывал то на одного, то на другого.

– Ладно, ладно, мать, – произнес старик. – Перестань причитать. Слезами горю не поможешь…

Он усадил Сыча на стул, опустил тяжелую руку на плечо.

– Проголодался, чать?

И, не дожидаясь ответа, приказал:

– Давай, мать, накрывай на стол что бог послал.

Бог Зубовым послал наваристый борщ с большими ломтями мяса, жареную утку, соленые грибки. Старик поставил на стол две бутылки водки. Сыч ел нехотя: не то еще не проголодался, не то удерживали взгляды зубовской родни. Старик и Петро то и дело прикладывались к рюмкам. Ели быстро, сопя и чавкая. Вскоре захмелевший Зубов обратился к Сычу.

– Жалко отца-то?

Сыч кивнул головой.

– То-то, что жалко. Отец – это отец. Кормилец. Без отца – петля. Все хозяйство рухнет, коли отца нет.

Зубов снова выпил, икнул и продолжал.

– Я тут много думал о тебе, Хведор… Да, думал много. Худо тебе будет одному. Голодно и холодно. Вша заест.

Сыча даже передернуло от последних слов Зубова. «Зачем он мне все это говорит? Про вшей придумал. Фу ты, аж противно». А Зубов продолжал:

– Ты кто мне такой? Никто. Нуль. Пустяк. А я вот решил о тебе позаботиться. Чуешь?

– Чую, – прошептал Сыч, мельком глянув в покрасневшие желтоватые глаза Зубова.

– То-то, что чуешь. Хочу добро тебе по-соседски сделать. Коли уж и при отце помогал, не дал тебе с голоду сгинуть, сейчас и пововсе обязан не дать в обиду.

Все внимательно слушали старика, поглядывая на Сыча. Только один Петро уткнул лицо в тарелку и ел, ел. «Куда только помещается, – подумал Сыч. – Уже две тарелки борща слопал, пол-утки, наверное, а сейчас грибы наворачивает. Вот пузо!»

– И вот решили мы, – Зубов провел рукой слева направо, – не давать тебя в обиду, а приютить в своей семье, как дорогого сына… Ведь так, Авдотья?

Генкина мать мелко закивала головой, снова начав тереть платком глаза.

– Видал? – спросил Зубов. Сыч подавленно ответил:

– Видал…

– То-то, что видал. Для нас теперь, что ты, что сын наш Генка. Будете отныне вместе, сытые, одетые, веселые.

– А с избой как? – глухо произнес Сыч.

– А что с избой, Хведор? Думаю, что не пропадать зря избе-то без присмотра. Пусть живет в ней сестрица моя Матрена. Петро – мужик хозяйственный. Будет содержать избу в полном параде, подремонтирует, то-се. Избенка-то совсем никудышная, без хозяина быстро пропадет… Ну как?

Жалко Сычу избу, ох жалко. Если бы хоть кто другой в ней жил, а то Матрена! А ее Сыч ненавидел. Задумался Сыч и решить ничего не может. Одному в большой и пустой избе – худо. Уйти к Шустовым? У них славно. Андрюшка и Валентина Сергеевна простые и добрые. Да жить у них дружки не дадут. Это Сыч тоже отлично понимает. И оттого еще тяжелее становится на сердце. «Эх, невезучий я…» – горько думает он. Сыч смотрит на Зубова, обводит взглядом и тетку Авдотью, и Матрену, и Петра, и Зайца. Все они выжидательно молчат, ждут его ответа. «Значит, Зубовы? – думает Сыч. – Значит, у них жить буду?» И хоть совсем не хочется Сычу, он с трудом выдавливает:

– Я согласен.

– Ну вот и добро, – говорит Зубов.

А Матрена сразу засобиралась на свою улицу, где она снимала квартиру – маленькую темную комнатку.

– Идем, Петро, идем. Надо засветло собрать вещи да перевезти…

Сыч вышел во двор, следом за ним – Заяц.

– Айда к Жмырю?

Сыч не ответил. После того, что произошло в день ярмарки, он не только разговаривать, видеть его не мог.

– Идем, Сыч. У них сегодня вечеринка будет.

Сыч полуобернулся.

– Отстань!