И тут произошло нечто совсем неожиданное. Легкая, как лепесток, ладонь Ольги легла на похолодевшую Верину руку. Ольга еле заметно пожала ее и тихо, еле слышно произнесла:

– Не могли бы вы посмотреть на меня? Прямо сейчас! Вера, не чуя под собой ног, поднялась, как во сне, и медленно повернулась. Теперь они все трое стояли лицом к лицу. Алексей, словно окаменевшая башня, высоко возвышался над ними, а лица обеих женщин находились примерно на одном уровне – только Ольга была чуть выше…

Обе глядели прямо в глаза друг другу. Верины глаза сверкали – золотые искорки дрожали в зрачках, озаряя их словно бы изнутри плещущим солнечным светом. Они были влажны и огромны. И, несмотря на невыносимую душевную боль, глаза эти не таили ни зла, ни угрозы… В них была теплота – идущая изнутри, от сердца, та теплота, которая в этой женщине была столь же естественна, как дыхание, и которая встречается так же редко, как Божий дар…

Ольгины же глаза подобны были раскрывшейся бездне ночных небес – бездонных, беззвездных и непостижимых…

И внезапно Ольга вся засветилась, как будто внутри ее кто-то зажег фонарик и свет его озарил ее всю – глаза, лицо, ожившую, задышавшую, заволновавшуюся фигуру. Она одним грациозным движением, похожим на всплеск, отдалилась от Веры, присела в глубоком балетном классическом реверансе, высоко взмахнув рукою над головой, а потом вновь приблизилась к Вере и, низко склонившись, поцеловала ей руку.

Та настолько опешила, что не могла произнести ни слова – так и стояла, широко раскрыв глаза и полуоткрыв рот…

– Здравствуй, Вера! – пожимая ее руки, ласково, искренне улыбаясь, промолвила Ольга. – Я рада! У тебя самое удивительное имя на свете! И ты сама – удивительная… Алеша! – сияя, воскликнула Ольга. – Алешка! Как тебе повезло! У тебя не просто красивая – у тебя золотая жена!

И почему-то оба они – и Вера, и Алексей – догадались, что слово золото для Ольги священно и что в этом слове для нее таится отнюдь не материальный – духовный смысл…

И Вера отпрянула, и вырвала руку, и крикнула:

– Ну что вы, Ольга, зачем вы так!

Но та спокойно вернулась на свое место и села, не забыв при этом оправить платье. Оно уже начало подсыхать. Она оперлась подбородком на руки и, с лукавством глядя на Веру, сказала:

– Давай лучше будем на «ты», хорошо? Ты, Верушка, ты! Ты здесь хозяйка. Не я, а ты! И, прошу тебя, поведи застолье, а то наш кавалер онемел совсем… Ну? Кто произнесет тост: ты или я?

– Конечно, ты! – не раздумывая решила Вера.

– Как скажешь! Тогда мы выпьем за Москву. За наш разбитый, расхлябанный, непричесанный, больной, гордый город, лучше которого нет на свете!

Она сама налила себе полный бокал и залпом выпила, не дожидаясь, покуда Алексей придет в себя и примется за обязанности главы дома…

Алексей, ни слова не говоря, покачал головой, дескать: ну и ну! Разлил вино по бокалам и сжал под столом Верину руку. Только потом осмелился взглянуть на Ольгу и очень тихо сказал:

– Спасибо!

Потом он вновь поднялся из-за стола, подошел к старинной печке, выложенной белым кафелем, открыл заслонку, просунул внутрь руку, порылся там, в глубине… и извлек на свет бутылку виски, початую на одну треть.

И когда он, поставив бутылку на стол, отошел к буфету, чтобы взять свой излюбленный стаканчик синего хрусталя, его дамы неожиданно и лукаво переглянулись между собой, чуть ли не подмигнув друг другу… И обе разом прошептали одними губами слово «заначка». И разом прыснули.

Алешка обернулся:

– Что это вы хохочете? Небось надо мной? – Краски понемногу оживали на его лице.

Слава Богу, думал при этом каждый из них, это уже разрядка. Катастрофы, взрыва, Хиросимы и Нагасаки не произошло… Но как быть дальше?

Дамы без всяких тостов мирно потягивали вино, а их кавалер залпом осушил подряд две стопки виски. Вернувшись за стол, он заметно повеселел.

– Ольга, что ты все: Москва! Москва! Как чеховские сестры, честное слово! Расскажи лучше, как Бонн… Как Германия…

– А что Германия? – Глаза Ольги стали фиолетовыми, только зрачки в них оставались расширенными – чуть ли не со старый советский полтинник. – Рейн ее затопил. Этой зимой. Вышел из берегов. Совершенно весь вышел. Подвалы домов затопило, кое-где и первые этажи. Вот досталось бюргерам! – с наслаждением выпалила она. – Замельтешились! А то все кусточки, горшочки… А тут эвана! Вся твоя Германия как с цепи сорвалась! Как будто сам Роландов дракон на горе своей прыгает и воет!