— Они освободительные только с одной стороны. С противоположной они захватнические, ведь так? — ни на секунду не задумавшись, уточнил Элинор.

— Так надо! Пойми это и прими! Ты ведь знаешь Библию? Был такой человек, который своей жертвой раз и навсегда перечеркнул людские грехи, — Сэндэл испытующе заглянула ему в лицо.

Элинору не захотелось касаться Его имени в этом разговоре:

— Но ведь вы почти уничтожили друг друга тысячу лет назад! Это тоже так надо?

— Зато теперь у нас есть аннигиляционный ген. А если бы не было Завершающей, то мы по-прежнему имели бы возможность убивать друг друга…

— Что такое — «аннигиляционный ген»?

— Тебе и об этом не рассказывали? О, боже правый, чем же вы вообще там занимались на своем Фаусте?! Псалмы пели целыми днями, что ли?! — и Сэндэл терпеливо рассказала юноше о гене, который лишал одного человека возможности убивать другого.

Зил внимательно выслушал ее.

— Но у нас ничего такого не рассказывали. Однажды, по несчастной случайности, один послушник во время поединка на пустыре убил другого — слегка не рассчитал удар или думал, что тот увернется, блокирует… Редко-редко, но у нас такое происходит… И убийца не рассыпался на атомы. Его куда-то увезли, но он все это время был жив. Я слышал о нем и потом. Правда, до конца жизни ему не быть наставником, но ведь он не аннигилировал… Кажется, он до сих пор работает при Пенитенциарии…

— Это ваша фаустянская тюрьма?

— Да.

Сэндэл долго смотрела на Элинора. Потом решилась и заговорила:

— Тот твой… соотечественник… не аннигилировал потому, что у вас, фаустян, такого гена нет…

— Почему?

— Так захотели ваши создатели. Из вас, насколько мне известно, готовят воинов этой… веры… А воин должен убивать. Кстати, вот тебе ответ на вопрос о несправедливости войн. И зря Максимилиан считает ваше фаустянское общество таким уж идеальным — в идеальном обществе не готовят потенциальных убийц.

— Мне никто не говорил, что я буду убивать. Может быть, вы не так поняли это, Сэндэл… — слово сладко прозвучало на губах. Зил впервые за весь день решился назвать ее по имени.

— Я все правильно поняла. Мы засиделись, уже очень поздно. Анджелина или Мирабель проводят тебя в твою пристройку, они уже все приготовили… Кстати, обращайся, пожалуйста, ко мне на «ты». Я всего-то на пять лет старше тебя!

Элинор кивнул и повернулся к бесшумно возникшим у двери женщинам-«синтам».

Мозг послушника нашел лазейку: чувствовать себя не-человеком неприятно, однако же, компенсацией служило то, что у него, фаустянина Зила Элинора, был выбор. Это не означало, будто Зилу понравилась мысль об убийстве. Просто приятно сознавать простую истину: в случае чего ты сможешь выбирать.

— О, боже мой! Как я сегодня устала! — посетовала Сэндэл, поднимаясь в спальню и на ходу вынимая из ушей изумрудные серьги.

Антарес отложил газету на одеяло и не без интереса уточнил:

— Ну, как тебе наш юный друг?

— Он неглуп. Все схватывает налету…

— А главное, дорогая, главное?!

— Макси, по-моему, ты извращенец!

— О, и еще какой! Кстати, ты совершенно зря ляпнула ему о его происхождении. Это вышибло парня из колеи и подпортило романтичность момента.

— Ты не говорил, что я не должна этого делать.

— Забудь, чепуха. Пусть сразу знает свое место… Так и что? Он тебя заводит? Можешь не отрицать: заводит. Я видел, что с тобой творилось, когда ты им вертела! Ты была готова прыгнуть с ним в постель прямо после этого вашего… т-танца. Гм!

— Снова шпионишь за мной? Ой, и перебью я все твои «Видеоайзы», черт побери!

— Попробуй. И не надо так возмущаться: нам и нужно, чтобы он чувствовал эти твои флюиды. Но только будь добра, помучай его подольше, раззадорь. Он должен прикипеть к тебе…

— Тьфу! Ты говоришь об этом, как о случке двух…

— Да прекрати! Не утрируй, дорогая! Это важно для пользы дела. Кроме того, я твержу не только о физиологической стороне дела. Для мужчины, пусть это даже его первый опыт, пустой секс — ничто. Привари его к себе сердцем и душой, вот тогда ты поймешь, что такое святая преданность неиспорченного дурачка. Любовь, любовь, а не секс — это то, чем твои предшественницы испокон веков управляли нами. Весь мир держится сама знаешь на чем…

Сэндэл набросила на себя полупрозрачный сиреневый пеньюар, вскарабкалась на кровать и села на ноги мужа поверх одеяла:

— Макси! Я уже не могу терпеть! Ну пожалей меня! — она замурлыкала и стала ластиться к Антаресу, шепча всякие глупости и постанывая. — У меня уже в печенках сидят эти разговоры о фаллических культах и прочем дерьме! Я хочу этого в реале! Вспомни древнюю пословицу: соловья баснями не кормят!

— Сэндэл! Немедленно прекрати! Запомни: он чует все! Твой голод — это крючок, на который ты поймаешь его тем скорее и крепче, чем будешь хотеть с ним близости сама. Хотеть искренне! Только тогда он будет готов ради тебя на любое безумие…