Джек приостановился, чтобы воздать мистеру Уайту должное за прекрасную проповедь (резкое осуждение арминианства) и поинтересоваться самочувствием мистера Стенхоупа, который подкреплялся поджаренными тостами с бульоном и надеялся в течение пары дней вновь обрести «морские ноги».

В сопровождении Стивена капитан двинулся по переходному мостику, заполненному матросами в их воскресном наряде — многие с шикарными индийскими платками. Часть из них глазела, опершись на коечную сетку, на пустынное море, переговариваясь с товарищами на русленях; иные слонялись туда-сюда, предаваясь безделью; то же самое наблюдалось на форкастле, под завязку набитом людьми: не только потому, что внизу было слишком жарко: шла игра, древняя сельская игра: от играющего требовалось просунуть голову конский хомут и скорчить рожу, приз получал тот, у кого рожа получалась смешнее. Роль хомута исполняла ячея из коечной сетки, а главным претендентом на победу, если судить по неудержимому смеху, являлся молодой подручный доктора. Прорехи в арифметике не позволили ему заделаться мясником на Багамах, но он обладал твердой рукой и был отличным прозектором. Обычно он держался особняком от «неграмотных», но сейчас, подогретый воскресным грогом и молодым задором, кривлялся как дикарь, покраснев от натуги. Но едва его налившиеся кровью глаза заметили Стивена, лицо парня вернулось к привычной форме, приняв постное выражение — нечто среднее между смущением и радостью, он грустно улыбнулся, так и не успев вытащить голову из ячейки.

Бесшумно и незаметно, словно привидение, Джек взобрался наверх по вантам фок-мачты, просунул голову в «собачью дыру», услышал стук костей — запретный, «пятидесятиплеточный» стук костей, — и исполненный ужаса крик: «Это шкипер!» Он наклонился, протягивая Стивену руку, и когда наконец взобрался на марс, матросы молчаливой кучкой стояли у юферса бакборта. Те знали, что служат у необычно активного капитана — но чтоб на фор-марс? — в воскресенье!? — через «собачью дыру»! — это выходило за пределы человеческого разумения. Дудл по кличке Шустрый, единственный, кто сохранил способность действовать, сунул кости за щеку и теперь стоял, пристально вглядываясь в горизонт отсутствующим взглядом, лицо его явно выдавало причастность к преступлению. Джек обвел всех рассеянным взглядом, улыбнулся и проговорил: «Вольно, вольно». Капитан сел на свернутый лисель, помогая Стивену взобраться наверх, не обращая внимания на протестующие вопли последнего: «я прекрасно могу и сам… не раз взбирался сюда по снастям… прошу, не унижай меня свой ненужной заботливостью».

Взобравшись, Стивен тоже уселся на лисель, переводя дух: подъем дался ему нелегко, капли пота струились по его впалым щекам.

— Значит, это фор-марс, — заключил доктор. — Я бывал на крюйс-марсе, на грот-марсе, но здесь — никогда. Очень похож на другие, можно сказать, совсем такой же. Такое же хитрое сочленение двух мачт, и эти круглые штуки… Вы не замечали, уважаемый сэр, что он практически идентичен остальным?

— Странное сходство, не правда ли? — отозвался Джек. — Пожалуй, раньше этого никто не подметил.

— Твоя реликвия здесь?

— Ну да… Не совсем. Немного выше. Ты же не против подняться еще чуть-чуть?

— Вовсе нет, — ответил Стивен, подняв взгляд туда, где кончалась стеньга: там, в сиянии солнечных лучей виднелся в скрещении скрученных канатов единственный обещающий опору объект. — Ты имеешь в виду следующий уровень, или этаж? Ну разумеется. В таком случае я сниму сюртук, бриджи и чулки. Тончайшей шерсти чулки по три шиллинга и девять пенсов за пару не та вещь, которой можно рисковать с легким сердцем.

Разматывая узел на подвязках чулок, Стивен внимательно смотрел на людей у поручня.

— Шустрый Дудл, — произнес он, — помогает тебе ревень? Как твой живот, дружище? Ну-ка, покажи язык!

— О, только не в воскресенье, доктор! — оборвал его Джек. Шустрый Дудл был ценным марсовым, и капитану вовсе не хотелось видеть его на решетке люка. — Ты забываешь, что сегодня воскресенье. Меллиш, пригляди за париком доктора. Положи в него часы, деньги, и носовой платок. Ну, вперед: хватайтесь только за эти толстые снасти, доктор, и смотрите только вверх, ни в коем случае не вниз. Осторожнее; я полезу следом и помогу.

Они полезли наверх, миновав рей с примостившимся на нем впередсмотрящим, напустившим на себя вид неусыпной бдительности. Еще выше. Джек обогнул мачту, взобрался на салинг, втянул уже не протестующего Стивена туда же, обмотал его линем и приказал открывать глаза.

— Однако, здесь здорово! — воскликнул Мэтьюрин, инстинктивно хватаясь за мачту. Они находились на большой высоте над поверхностью моря; видневшаяся в просвете между марселями и нижними парусами узкая полоска палубы казалась населенной куклами, крошечными куколками, двигающимися неуклюжей походкой, нарочито широко расставляя ноги. — Здорово! Каким бескрайним становится море! Каким сверкающим!

Джек засмеялся, видя искреннее удовольствие друга и его вспыхнувшие интересом глаза.

— Посмотри-ка вперед, — сказал он.

Фрегат не нес кливеров, так как ветер был с кормы, и строгие линии штагов сбегали вниз четкими, стройными геометрическими линиями. Под ними виднелись плавные обводы носа корабля, увенчанные устремленным вперед бушпритом, далеко вперявшимся в бесконечный простор океана. В размеренном строгом ритме форштевень корабля врезался в синюю воду, рассекая ее и расталкивая по сторонам полосками пены.

Стивен некоторое время сидел, глядя вниз. Каждый раз, когда фрегат кивал носом, начиная медленный долгий спуск — качка была продольной, не боковой, — они описывали в воздухе дугу футов в пятьдесят, затем положение становилось вертикальным, еще мгновение — и снова дуга.

— А ветер намного сильнее здесь, на такой высоте, — произнес наконец доктор.

— Да, — согласился Джек. — Так всегда бывает. При слабом ветре, к примеру, бом-брамсели дают ту же тягу, что и огромные нижние паруса. Даже большую… — он посмотрел на однодревную бом-брам-стеньгу, вперившуюся в безоблачное небо; одна половина его ума была занята обдумыванием динамических преимуществ составной стеньги, в то время как другая не давала забыть, что нельзя проявлять невежливость: Стивен задал ему вопрос и ожидает ответа. Джек восстановил, насколько смог, вопрос в памяти — «не приходило ли ему в голову такое сравнение: корабль — настоящее; нетронутое море перед ним — будущее, а носовой бурун — момент их соприкосновения, собственно существование?»