— Уже простил, — сказал Кирилл, чувствуя, как расслабляется душа и недавнее глухое недовольство становится смешным и даже стыдным.

— Потом мы зашли в загс и перенесли регистрацию, — продолжала она. — И заказ в таксопарке сняли, неустойку заплатили…

— Когда же теперь я на тебе женюсь? — спросил он.

— Двадцатого августа…

— Что? — Он засмеялся. — Мне двадцать пятого — в часть! Это шутка?

— Нет, Кирилл, — серьезно сказала Аннушка. — Девятнадцатого будет сороковой день, а двадцатого мы поженимся.

— И я со свадьбы сразу в танк, да?

— Раньше никак нельзя, — заверила она. — Мы со священником говорили… И двадцатого же нас с тобой обвенчают.

Он взял ее на руки, унес к озеру и там сел на мостки.

— Боюсь тебя потерять.

— Это мне нравится, — в ухо ему прошептала Аннушка. — Но я никуда не денусь. Прогонять меня будешь — не уйду.

— Почему?

Кириллу хотелось ее признания в любви, и он чувствовал, что Аннушка может это сделать. Просто и вдруг сказать — «Потому что люблю тебя»…

Но она подумала, потрепала его за нос и сказала:

— Привязалась к тебе, к твоей семье. Без вас уже не смогу жить. Ты, конечно, самый вздорный, гадкий и противный из всех парней и вообще солдафон. Но мне с тобой хорошо.

— Я тебя брошу сейчас в воду, — пригрозил он. — Сроду не встречал такой самоуверенной и назойливой девицы.

Она засмеялась:

— Милые бранятся — только тешатся!

— Аннушка, давай тогда вместе… — он запнулся, потому что чуть не брякнул «спать». — Давай жить в одной комнате!

— Ты хочешь в одной комнате?.. Но это будет мучительно. И тебе, и мне.

— Мне приятно мучиться, — прошептал он.

— Мазохист проклятый! — Она дернула его за волосы, потрепала, помотала ему голову. — И так приятно?

— Приятно!

— Тогда переселяйся ко мне. Я привыкла в комнате Полины Михайловны. Там ее душа витает, — Аннушка вздохнула. — Но если ты станешь приставать ко мне — убью.

— Понял! — дурашливо крикнул он. — До свадьбы ни капли, после свадьбы — хоть ложкой.

— Пошляк! — Она стукнула его по голове. — Ну когда я тебя отучу от солдатского юмора?

— Ничего не поделать: серость шинелей — серость умов!

— Тебе нужно окреститься, Кирилл, — серьезно сказала Аннушка и села рядом, скинула босоножки и опустила ноги в воду. — Ты подготовься сам, настройся, это необходимо. Я тебя не тороплю и не заставляю. Ты должен сам созреть.

— А ты сама созрела? — спросил он.

— Сама, — призналась она. — Мне захотелось опоры. Вдруг стало страшно жить… Мне кажется, весь ужас современной жизни — Божий Промысел. По Его воле нами правят злобные политики и нечистоплотные люди. Мы увидим мрак и потянемся к свету. И найдем дорогу к храму.

— Чувствую влияние моего братца, — заметил Кирилл.

— Это случилось до него, — возразила Аннушка. — Я заметила, ты относишься к нему… несерьезно, что ли. Конечно, он очень оригинальный молодой человек, но искренний и глубокий.

— Не, понимаю его, — признался он. — И потому в искренность не верю. Игра какая-то…

— Не понимаешь, потому что не знаешь его. — Аннушка поболтала ногами в воде. — Он рассказал о своей жизни…

— Почему тебе рассказал, а не мне, например?

— Не знаю… Два раза отсидел в тюрьме за мячик.

— За мячик? — изумился Кирилл. — Действительно оригинальный молодой человек.

— Представь себе! — Аннушка засмеялась. — На первомайской демонстрации он бросил на трибуны теннисный мячик. Вся партия и вся советская власть упали и поползли. Решили, что это террористический акт. Телохранитель накрыл животом мячик, думал, что граната. Олега сразу поймали и дали пять лет. Телохранителю — орден. Смешно, правда? Вся демонстрация сначала напугалась, а потом каталась от смеха.

— Ну и шутки! — развеселился Кирилл. — И во второй раз опять за мячик?

— Он проделал эксперимент, — объяснила Аннушка. — У власти уже были демократы, и он их проверил на вшивость. Пришел на митинг и снова бросил мячик на трибуну. И все повторилось один к одному. Только митингующие уже не смеялись, а начали бить Олега. Едва милиция отняла… Кирилл, ты бы вот так же смог?

— Аннушка, авантюризм у нас в крови, — заверил он. — Ты убедилась в этом.

— Разве это авантюризм? — сама у себя спросила Аннушка. — Впрочем, похоже…

— Если ты хочешь, чтобы я кинул мячик — пожалуйста! — заявил Кирилл. — Но я бы придумал что-нибудь пооригинальнее.