— Я верю, — она поцеловала его. — И горжусь тобой. И пойду за тобой.

— Пойдешь? Куда скажу?

— Куда скажешь, милый…

— Ловлю на слове! — ухватился он. — После свадьбы поедешь со мной!

— В военный городок? В офицерское общежитие?

— Да! В самые жуткие условия!

— Не поеду! — отрезала Аннушка.

— Вот те раз, тиимать! — подскочил Кирилл. — Куда скажешь…

Аннушка обняла его ноги, изобразила кающуюся.

— В общежитии я жить не могу, ты знаешь. Я хочу, чтобы у меня был дом. А квартиру ты получишь только на сорок пятом году службы.

— Почему на сорок пятом?

— Ну, на сорок четвертом… Хочу жить дома! Не хочу быть бездомной!

— А у мамы нам нельзя поселиться? То бишь у тещи? Три часа на электричке, и я дома…

— У мамы? — удивилась она. — Ты что, больной? Я уехала, чтобы освободить ее, чтобы дать ей возможность пожить в свое удовольствие. Она этого заслужила, и я понимаю ее, как женщину.

— Значит, ты остаешься здесь? — Кирилл поднял ее на ноги, посмотрел в глаза. — В этом доме? С чужими людьми?

— В нашем с тобой доме, — поправила она. — И не с чужими, а со своими родными.

Он понял, что больше не следует нажимать на Аннушку, а чтобы самому не сорваться и не обидеть ее своим откровенным недовольством, Кирилл потянул цепочку на шее Аннушки и достал крестик:

— На все Его воля!

— Это мне уже нравится, — улыбнулась она, сгоняя напряженность ситуации. — А ты знаешь, почему динозавры вымерли?

— Динозавры? Знаю! — засмеялся он.

— Расскажи!

— Но ты опять скажешь — пошляк!

— Что же в этом пошлого?

— Это же анекдот, — сказал Кирилл. — С таким крутым намеком! Ну, идет динозавр по берегу болота — чап-чап. Смотрит, динозавриха в воде лежит, балдеет…

— Пошляк! — воскликнула она. — Можешь не рассказывать.

— Почему же они вымерли?

Аннушка потеряла интерес.

— Твой прадед Сергей Николаевич выдвинул известную в мире гипотезу. Дам почитать.

— Все мои родственники — оригинальнейшие люди! — развел он руками. — Один я уродился дурак. Не крещеный, гипотез не выдвигаю, мячики не бросаю… Но дуракам всегда везет: я встретил тебя.

Она не приняла ни игры, ни юмора. С какой-то опаской, с боязливой догадкой сказала:

— Все Ерашовы отмечены печатью судьбы. Все, и ты тоже. Каждый из вас выполняет какую-то важную миссию, и я это чувствую, Кирилл. Чувствую и боюсь за всех, — она обняла его, прижалась. — И особенно за тебя. Прости меня, но иногда… иногда мне кажется, ты должен погибнуть. Принять мученическую смерть. И как говорит Олег, пойти следом за Христом… Не знаю, откуда это. Но мне страшно. Ты живешь как-то легко, не задумываясь. Ты летишь по жизни, скачешь, как мальчишка на хворостине. Так живут либо великие грешники, либо святые.

Кирилл ощутил озноб, ползущий от спины по рукам. Ее страх, словно электрический ток, перетекал к нему, но вызывал торжествующее чувство: он был готов и в самом деле, как мальчишка, сесть на хворостину и скакать! В это мгновение он был согласен на все, и на мученическую смерть, потому что она любила его…

Спустя несколько дней после похорон в доме появился Николай Николаевич. По машине видно было, приехал издалека, усталый и пыльный. Лобовое стекло в сетке трещин, будто ударили камнем, и на капоте вмятина. Он вызвал Аристарха Павловича на крыльцо, озабоченный чем-то, присел на ступеньку.

— Схоронили Полину Михайловну? — то ли спросил, то ли подытожил он.

— Ага, — вздохнул Аристарх Павлович.

— Быстро ее родственнички в могилу загнали!

Аристарх Павлович сделал попытку возразить и уже звук потянул, но смог лишь выдохнуть:

— Тиимать!..

— Что, не так? — уцепился Безручкин. — При ком она умерла? Если бы я голодом морил, ее б давно не было!.. Хорошо, квартиру у старухи оттяпали, мебель. Молодцы, что скажешь!.. И тебя слугой наняли! Служишь теперь…

— Не затевай вражды, — глухо пробасил Аристарх Павлович.

— О, как запел! И голос прорезался! — удивился Николай Николаевич. — Я с тобой, Палыч, ссориться не хочу. Мне обидно, что они используют тебя, а ты этого не видишь. Ну, будь ты вольным человеком! Неужели так хочется прислуживать, а? Неужели это у тебя в крови? За что ты перед ними расстилаешься? Ну, были когда-то Ерашовы в чести, богатые были! А эти — что? Погляди на них! Тем и служить было не грех, тех и царь-батюшка уважал. Теперь-то кто их уважает? Сам подумай: в тридцать два года на пенсию вытолкнули почему? Да он не нужен государству! Думаешь, лейтенант этот нужен? Таких лейтенантов, Палыч, до Москвы раком не переставить. А этот приехал, попик? Он кому-нибудь нужен?.. Эх, Палыч, Палыч, жалко мне тебя. Ты для них стараешься, а они заслужили твоего усердия?