— Жениха Варвары Николаевны убили пьяные солдаты в семнадцатом году. Он был офицер, подпоручик, и отказался выдавать им винтовки. А у него были ключи. Он их взял и специально выбросил… Солдаты его убили и железную дверь сломали… Варвара Николаевна умерла от тоски. Ничем не болела, просто стала тихая и медленно угасла.

— И чего же ты боишься, глупая! — засмеялся Кирилл. — Ключей у меня нет, и меня не убьют за них пьяные солдаты. А ты никогда не умрешь от тоски. Со мной не умрешь. Ну уж если случится… Ты станешь жертвой моей ревности.

— Ты опять смеешься, а я говорю серьезно, Кирилл, — обиделась она.

— Я тоже серьезно, — сказал он, глядя мимо Аннушки. — Сегодня утром к нам входил Олег…

— Он не входил! — встрепенулась она. — Постучал, как всегда…

— Нет, он вошел, когда ты спала и ничего не слышала…

— Так…

— Он долго смотрел на тебя, а потом погладил твою руку. Не притронулся, а так, по воздуху, — он изобразил, как это было. — Я видел его лицо… Мой братец в тебя влюблен.

Она снова помедлила, набрала горсть семени с сиреневых гроздьев и вдруг подбросила вверх. На головы посыпался дождь…

— Я знаю об этом.

— Знаешь?

— Замечаю…

— И что же? Что?

— Мне это нравится, — Аннушка улыбнулась. — Ты совсем не разбираешься в женщинах!.. Знаешь, как приятно, когда кто-то на тебя смотрит с затаенной любовью, когда вздыхает… Когда ты можешь будоражить чье-то воображение!

Кирилл стиснул зубы: ее легкомысленность возмущала его еще сильнее, чем поведение брата.

— Но ты должна… как-то остановить это!

— Почему? — искренне удивилась она.

— Хотя бы потому, что Олег — мой брат!

— Мне очень жаль его, — призналась Аннушка и закрыла ладонью рот Кирилла. — Выслушай меня! Молчи!.. Я заметила это давно, еще когда мы первый раз пошли с ним в церковь. Он вдруг стал со мной откровенным, стал рассказывать о себе… Он вывалил на меня всю свою жизнь, все свое горе. Знаешь, есть такие люди, у которых любовь проявляется в бесконечном доверии. Они ничего не требуют взамен. Это странные люди… Они думают, что из своей откровенности в другой душе можно построить любовь. Они постепенно опутывают тебя своим доверием, своими глубокими тайнами; они потрясают этой откровенностью! А ты не можешь никому выдать их тайн, и поэтому между вами уже возникают отношения, какая-то связь… И они принимают это за ответную любовь! Молчи! — еще раз предупредила она. — Потому и жаль Олега… Мне кажется, он начал оживать. И теперь, если я отпугну его — раковина захлопнется.

Он убрал ее руку и твердо произнес:

— Когда-то это придется сделать.

— Я понимаю, — согласилась Аннушка. — У него впереди путь затворника. Монах — это ведь живой мертвец. И пусть он в той, не мирской жизни вспоминает эту… не как сплошной кошмар. Это же не так, правда? И в мирской жизни есть радости, счастье, удачи… Пусть у Олега будет и любовь. Мы же не имеем права лишать его любви! Конечно, он ее придумал, это его фантазия… Но все равно любовь!

— Чистый самообман! — не согласился Кирилл. — Знаешь, мне это знакомо. На первом курсе было что-то подобное…

— А у кого не было на первом курсе? — засмеялась она. — В любви всегда девяносто девять процентов самообмана. Если она — настоящая. И только потому мы никогда не можем сказать, за что любим своего избранника. Ну посмотри на себя! За что любить такую образину? Такого недоросля?

— Я поражаюсь! — воскликнул Кирилл. — А тебя-то за что? Ну, почему я должен за эту девицу убивать родного брата?

— Поцелуй меня, — вдруг попросила она. — Быстро! И страстно!

— Пожалуйста, — сказал он и, склонившись к Аннушке, увидел Олега, идущего от церкви. Он направлялся к могиле Варвары Николаевны — знал, где искать…

И заметил их поздно, когда уже нельзя было бесшумно и незримо отступить, спрятаться. Олег мгновение стоял, замерев на полушаге, затем, не скрываясь, повернулся и пошел, не замечая того, что идет по кладбищу и ступает через заросшие, уходящие в землю могилы.

Когда он скрылся из виду, Кирилл отпустил Аннушку и сказал:

— Ты самая коварная женщина… Я представляю, как ему сейчас плохо. Он ушел…

— Представляешь?

— Есть некоторый опыт…

— Нет, ему сейчас очень хорошо, — возразила Аннушка. — Он из той породы людей, которые ищут в любви страданий. Они любят, пока страдают, их не устраивает счастливый исход, сказочный конец…

— Он что, мазохист?

— А что, Чехов мазохист был? Или Блок?.. — Она стала печальной. — Они поэты. Я уверена, что Олег тайно пишет стихи. Он и в церковь ходит не молиться, а страдать. Потому и мучает себя на коленях… Он мне сам сказал, что его идеал — Христос.

Они вышли с кладбища и направились к пешеходному мосту. Оба непроизвольно осматривались по сторонам, но Олега уже не было.

— Ты еще коварнее, чем я предполагал, — сказал Кирилл, когда они шагали по мосту. — Ты нарочно дразнишь моего брата и одновременно меня. Проще всего сбросить тебя в воду, как Стенька Разин свою княжну, и привет!