— Боюсь, товарищ капитан, что я не смогу вам этого разрешить, — ответил доктор. — Правда, рана не серьезна, но он потерял много крови, ослабел, и ему нужен покой.

— Я все это понимаю, доктор, но, тем не менее, очень прошу вас. Нужно идти по свежим следам… Дело может осложниться, если мы отложим разговор даже на час. — Доктор пожал плечами.

— Ну, против этого довода я бессилен. Но предупреждаю вас, капитан… — Попеску понимающе кивнул.

Подойдя к кровати, на которой лежал Василеску, он сразу же заговорил:

— Могли бы вы коротко рассказать мне, товарищ инженер, при каких обстоятельствах было совершено нападение на вас? Разумеется, если это вам не трудно вспомнить.

— Нисколько, товарищ капитан. Надо сказать, что я еще дешево отделался, — стараясь улыбнуться, сказал Василеску. — Поздно вечером, около двенадцати часов, я закончил писать отчет. Сложив все в сейф, я поспешил домой.

— Минуточку, товарищ Василеску. А с момента моего ухода от вас и до этого времени ничего не случилось в институте? У вас никто не спрашивал, когда вы собираетесь домой?

— Кажется, никто, кроме уборщицы; она хотела произвести уборку в кабинете… Но это вас, по-видимому, не интересует?

— В котором часу обычно приходит она на работу?

— В половине шестого утра. Раньше никто не имеет права приходить в институт без моего разрешения.

Попеску посмотрел на часы. Было пять утра.

— Выйдя из института, я сел на семнадцатый трамвай. В вагоне мне показалось, что какой-то человек внимательно разглядывает меня. Но я не придал этому значения. Не знаю, где он сел — вместе ли со мной или раньше, но мы сошли вместе и пошли по одной улице. Должен признаться, что тут я поступил опрометчиво. Вместо того чтобы пойти по главной улице, где еще много было народу, я свернул в безлюдный переулок. Спустя некоторое время я услышал позади себя быстрые шаги. Я оглянулся, но в этот момент мне был нанесен сильный удар по голове. Я потерял сознание. Когда очнулся, портфеля уже не было. Ко мне подошел постовой милиционер, он помог мне встать и добраться до дома. Его же я и попросил сообщить о случившемся органам госбезопасности.

— Что было в портфеле?

— Ничего особенного. Несколько газет и технических книг. Отчет и чертежи инженера Емелиана я оставил в сейфе. Я никогда не беру с собой таких документов.

Капитан задумался. Каким же образом диверсантам стало известно, что инженер Василеску готовит отчет о работе института и что он отправится домой именно в двенадцать часов? Не подслушал ли кто-нибудь наш разговор с Василеску? Но как и кто мог это сделать?

— Простите, еще один вопрос. Как выглядит человек, напавший на вас?

— Личность довольно примечательная. Мне особенно запомнились его большие навыкате глаза и густые вьющиеся волосы. Среднего роста, одет обычно, без головного убора. Больше я ничего не помню.

Для капитана Попеску было достаточно и этих примет, чтобы узнать в нем матерого диверсанта Панайтеску.

— У меня к вам просьба, товарищ Василеску. Не могли бы вы мне дать до утра ключ от вашего кабинета?

— Думаю, что я не вправе отказать вам в этом. — Инженер достал ключ и протянул его капитану.

Полковник Адамеску так и не поехал отдыхать. Оставшись в кабинете один, он снова принялся просматривать дело агента 218. Адамеску спокойно перелистывал папку, изучая каждую деталь донесения капитана Попеску.

На основании собранных данных было ясно, что шпионская группа имеет своего человека в институте. И, возможно, именно оттуда агент 218 получил указание любым способом, любой ценой завладеть материалами, являющимися результатом многолетней работы инженера Емелиана. Но, может быть, у инженера была копия документации, хранившейся в сейфе института; тогда не исключена возможность, что она попала в руки шпионов. Однако, если бы они имели в своем распоряжении чертежи ученого, им не понадобилось бы нападать на инженера Василеску. А попытка к убийству агента 218? Чем ее можно объяснить? По отчаянным действиям диверсантов можно предположить, что они знакомы с содержанием работы инженера Емелиана. Вероятно, им известно, что труд ученого имеет большое значение в области использования атомной энергии.

Полковник закурил сигарету. Ему вспомнились подробности допроса агента 218.

Почему так изменилось лицо диверсанта, когда полковник показал ему фотографию убитого в лесу Бэняса? Может быть, следовало пойти на психологический прием и добиться признания? Но он упустил этот момент. Сидя за столом, Адамеску внимательно разглядывал фотографию убитого человека, и ему казалось, что черты лица убитого ему знакомы. Но откуда? Полковник никак не мог вспомнить, где он видел это лицо. Инженера он никогда не встречал и не знал его. Тогда кого же напоминает его внешность? Этот вопрос не давал полковнику покоя.

Чем больше Адамеску всматривался в фотографии, тем больше убеждался, что это лицо ему знакомо. Он бросил снимки на стол и стал расхаживать по кабинету. Раздался телефонный звонок. Услышав голос капитана Попеску, полковник обрадовался. Капитан докладывал о мерах, принятых им в институте. Он сказал, что рядом с кабинетом директора института находится маленькая комнатка для уборщицы и что через тонкую стену свободно можно слышать все, что говорится в кабинете директора. Таким образом, не исключена возможность, что кто-то из группы шпионов фиксировал все разговоры, происходящие в кабинете директора института. Но как он мог проникнуть туда? Вывод напрашивался сам: подслушивать могла только уборщица.