Шрифт:
Тонущий Петр
посв. Ю. Макусинскому в день его многолетия, 8 мая 2006 г.Слева от меня буря,справа от меня ветер,пойду я водой буйной,кричит мне Иисус: «Петр!»Из лодки вступил в море,держусь я за край лодки,стою на волнах мокрых,все мысли мои робки.Вокруг простой мир сжалсяв единый клубок нервов,разжать наконец пальцы,стою на волнах – верой!Бояться своей плотиприучен я был тайно,и страх, как чужой дротик,вошел в мою грудь рано.Учитель идет крепко,водою идет бурной,как будто бы столб светлыйвновь путь указует умный.Бросаю я край лодки,иду по воде волглой,движенья мои кротки,дорогой иду торной.Была ведь вода нежной,держала лишь тень твердо,но я же могу явнобрести сквозь волну бодро.Плывут под ногой рыбы,понять не могу чудо,до боли я сжал зубы,мне стало опять дурно.И вот, как простой камень,на дно я иду к рыбам,вода, как сплошной пламень,а сердце – одна глыба.Кричу я: «Христос Милый!Спаси Ты меня в смерти,Твоей неземной силойвзнеси над водой с ветром!»И вот мы теперь вместе,тропою идем волглой,пружинит вода жестью,запахло вдруг нам Волгой.2006 Сакура
Весь вечер просидел я на пустой скамейке,Смотрел, как просто сакура японская цвела,По ветру лепестки летели, будто песняНа музыку незримых сфер отчетливо легла.Меж ними дети шли и резко, и ревниво,Держась покрытых черной тканью матерей,Безмолвны были все и неосмысленно ретивы,Преображаясь незаметно в белых голубей.Взмывали стайкой ввысь и пламенно, и честно,Там наслаждались в вышине присутствием любви,Вставая на крыло осмысленно и дерзко,Пока их мысли мило и естественно легки.Пошел бы я ребенком малым по аллее,Траву сминая, и шурша огнем своей руки,Посмеиваясь солнцу в новом поколенье,Настраивая инструмент возвышенной души.Но через миг они уже не обнимались,И не кружились странно в танце нежном на ветру,На землю райскую их лепестки опали,И разлетелись выспренно в неведомом лесу.Тогда ничьих я слов не слышал в поднебесье,Земная жизнь ногтём проходит острым по стеклу,Кружатся лепестки и падают раздельно или вместе,До наших губ дотрагиваясь на сплошном бегу.2006 Почти эпитафия
1.Я родился, не там, где я жил,и не там, где я жил, умирал,и родился не так, как хотел,и не так, как хотел, умирал.2.Я пропитан землею холодной,и землею холодной убит,не познавшее славы народной,мое тело на камнях лежит.И никто меня здесь не оплачет,и никто, как свеча не сгорит,только ангел младенцем заплачет,и зашлет мою душу в зенит.Но никто меня там не встречает,и с цветами никто не бежит,лишь архангел словами ругает,«Не готов!» – будто гром прогремит.И назад он меня отправляет,пусть душа еще там погорит,и пускай еще тело страдает,и пускай еще сердце болит.Я теперь, будто ангел взрыдаю,когда каюсь в небесном строю,наконец-то теперь прочитаюя небесную книгу свою.Подо мною проходят когорты,прорастают из трупов они, —не рожденные дети абортов,и их матери, как палачи.Я тревожиться больше не стану,лишь слегка мой рассудок фонит,когда к чаше с причастием встану,и от страха душа всхолодит.Как художник, я мысли рисую,и из плоти себя я леплю,перед Богом от счастья ликую,и людей, как себя, возлюблю.Никому я уже непокорен,приравняю себя я к греху,и в осмысленном тонком позорежизнь продолжу земную свою.Уходя, я себя упакую,и по кругу долги разнесу,и народную славу взликую,прежде чем до скончанья уйду.2005 Поэтическая география
Города
Залива рыхлая водав реакцию вступает с подбородком,и в памяти моей онаживописует тело переростка.Стоят букеты черных розна подоконнике в стене проросшем,и белокурый мальчик бос,когда он смотрит из окна на взрослых.Над морем и землей темно,тень растворяет по дороге мысли,и детство кончилось давно —там на коленях в Иерусалиме.Дома стоят здесь, как в кино,а в воздухе витает дух расправы,но здесь не вешали давно,и не подмешивали в чай отравы.День обагренный завершен,и пахнут лилии в уме подростка,он сам в гостиницу пришел,на гомосексуальный перекресток.До города здесь далеко,гремит ключом старуха в подворотне,зрачок ее, как колесо,вращается бессмысленно и кротко.Так больно было одномучитать открытые в ночи страницы,когда я призывал луну,чтобы глядеть на звезды сквозь ресницы.И грудь еврейки молодойво сне увижу, словно чью-то внешность,под монастырскою стенойеё я обниму и стану грешным.В ночи, как у могилы дно,когда я утром просыпаюсь нежным,лишь чайки грязное крыломелькает надо мной и побережьем.Затем я встану на посту,где марево ложится под кустами,а дождь стекает по штыку,и хлюпает страна под сапогами.Устав, я подойду к реке,передо мной вода расположится,а солнце, будто боль в виске,все поглощает зримые границы.Так постигая города,их вспарываю каменные вены,им впитываю голоса,ничтожные прощаю всем измены.2003 Владивосток
Торс твердой исковерканной земли,как бы вошедший в море перст равнинный,а в норах пушки, прячутся как вши,врага выискивая в волнах длинных.Страна здесь начинается в тени,замкнув себя по линии Неглинной,в полмира расставляя костыли,бредет нечеловечески рутинно.Вглубь неба лезут злые корабли,сплетаются их голоса в круги,когда туман над бухтой, будто тина.Из сопок, словно рифмы для строки,торчат деревья, как карандаши,толпиться им не хочется в низинах.2003 Псков
Подрыта монастырская гора,в ночи дыра похожа на могилу,но из нее святые голосстремятся к Богу сквозь сухой суглинок.На полустанке ставка русского царя,пером руки его судьба водила,о чем молился мученик тогда,когда отрекся от страны любимой?В Изборске камень зыбкий, как вода,и крошится от времени стена,и также хороша внизу долина.Свисают над границей облака,монахи охраняют города,трепещут лишь края их мантий длинных.2003 Тула/Ясная поляна
Опережает свет тень от куста,и освещает чей-то холм могильный,под ним лежит Толстого голова,сто лет в улыбке щерится бессильной.Придумать невозможно город дивный,там звездами обсыпана земля,красивый ангел в опереньях длинныхшагает с косогора в небеса.Там люди выпадают, как роса,и засыхают без любви, как глина,под перестук стального колеса.Как манекены в одеяньях пыльных,умолкшие стоят потом в витринах,их отраженные в стекле тела.2003 Кельн
Здесь какал Аденауэр в горшочек,и здесь лежат три праведных волхва,а в храм не надевают здесь платочек,и пиво, как крещенская вода.Здесь красота пугающе стройна,а люди привлекательно порочны,и время здесь, как сточная труба,и свастика в полу – симптом подвздошный.На Рейне карнавальная игра,а в синагоге плачут до утрапро то, как немцы их громили ночью.Здесь не стояли русские войска,лишь римская империя пришла,и утвердила свой порядок точный.2003