Вот почему он и понял, что это сон: «Не может быть, чтоб так скоро. Судили-судили — и вдруг — бац, ни с того ни с сего, приговор. А свидетелей еще и половины не заслушали. Нет, это я, конечно, сплю». И долго еще лежал, не открывая глаз, так как было интересно, что говорят во сне.

Сперва долго шумели и возмущались. Судья колотил молотком, прокурор призывал к порядку, но шуму и возмущения не убавлялось.

— Как так не отделяется? — кричали из зала. — Это фокус, не верьте ему!

— Это неуважение к суду! Его суд приговорил, а он фокусничает! Прибавить ему за это!

— Прибавить! Прибавить! — подхватило сразу много голосов.

— А хоть бы и не отделялась! — заговорил невидимый оратор. — Суду до этого дела нет! Перед судом все равны, а приговор есть приговор! Если мы не будем выполнять свои же собственные приговоры, то у нас не суд будет, а богадельня!

— Верно говорит! Богадельня! — и весь зал начал дружно скандировать:

Вы-по-лнять! Вы-по-лнять!

Но тут прокурор применил всю мощь своего необыкновенного голоса: таким грозным рыком призвал к порядку, что разом перекрыл все крики, и публика сразу приутихла, а он еще и напомнил, что суд уважать должны не только те, кто уже осужден, но и те, кто пока еще не осужден. После этого наступила полная тишина.

— Говорите, Федор Соломонович, — сказал Чехлов. — Только покороче.

— Спасибо, Чех, — сказал судья и благодушнейшим тоном обратился к публике:

— Первое, что я хочу сказать: зачем так волноваться? Осужденный, как мы видим, пока что никуда от нас сбегать не собирается. Вот он здесь, перед нами, сидит себе преспокойненько на своем месте, где ему и положено сидеть. А уж если даже он не волнуется, то нам-то и тем более волноваться не о чем. А мы зачем-то разволновались. Правосудие есть правосудие. Рано или поздно оно все равно восторжествует. Так что об этом и волноваться не стоит. А во-вторых, давайте-ка сперва заслушаем судебных исполнителей. Они уж давно просят слова, а мы не даем. Это нехорошо. Как-никак, они — должностные лица, и имеют полное право высказаться. Тем более в такой ситуации, которая непосредственно их касается. Так что пусть уж они выскажутся, а там и решим, как быть. Пожалуйста, мы вас слушаем.

8. — А что говорить? — сказал, по-видимому, один из судебных исполнителей. — Тут и говорить нечего. Мы не станем исполнять преступные приказы, даже если они носят формально законный характер.

— Они с ним заодно! — выкрикнули из зала. — Это сатьянисты!

— Так. Прошу суд сейчас же выяснить, кто это сказал и внести в протокол! — потребовал судебный исполнитель. — Мы не позволим, чтобы нас при исполнении служебных обязанностей еще и оскорбляли. У нас и так работенка — врагу не пожелаешь.

— Вот именно! — подтвердил голос, принадлежащий, вероятно, другому судебному исполнителю. — Если вы там такой умный, можете сами попробовать. Да-да, выходите, я к вам обращаюсь. Я прекрасно видел, кто это сказал: вон тот, в зеленом шарфе. Что вы там прячетесь? А-а, не хотите? То-то же. А мы — не палачи. Мы — судебные исполнители.

— Точно, — сказал первый судебный исполнитель. — Мы — не Ироды, чтобы живого человека увечить.

— Не слуги Ирода, — поправил второй исполнитель.

— При чем здесь слуги? — возразил первый. — Слуги только исполняли приказ.

— Вот именно. Чего и от нас сейчас требуют. С ними все точно так же было: пришли, смотрят — голова не отделяется. Что делать? Пойти сказать Ироду? А вдруг еще попадет! А, ничего, мол, что приказано, то и будем делать. Мы — люди маленькие, наше дело — выполнять приказ. Они хотят, чтобы и мы точно так же.

— Ирод и сам прекрасно знал, чем чревато отделение головы, — заметил первый исполнитель.

— Ничего подобного! Ирод не знал, — возразил второй.

— Знал. У меня в Писании черным по белому сказано, что Ирод еще заранее хотел убить Иоанна, но боялся народа.

— А у меня в Писании сказано, что не Ирод, а жена его Иродиада, злобясь на Иоанна пророка, желала убить его, но не могла, — живо процитировал второй исполнитель. — Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берег его; много делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его. [170]

В зале снова полнялся шум: одна часть публики поддерживала точку зрения первого исполнителя, другая — второго.

Пришлось прокурору опять вмешаться для наведения порядка, чтобы судебные исполнители смогли продолжить свои прения.

— Ну так и что же, что слушал? — сказал первый судебный исполнитель. — Подсудимый здесь тоже много чего рассказывал, я — так даже заслушался. Но я же его за это не оправдываю!

— Как не оправдываешь? — воскликнул второй исполнитель. — Ты что, уже передумал? Решил-таки его обезглавить? Ну, так сам этим и занимайся! А я не стану пачкаться.

— Подожди! Ничего я такого не говорил. Обезглавить его невозможно, это факт, мы сами видели. Но нельзя же на этом основании его оправдать.

— Я и не говорю, что его надо оправдать.