Дождавшись, когда повстанцы отъедут на достаточное количество миль от места своего привала, перекидыш с легкостью подманил к себе кобылицу жертвы. Животное, было, заупрямилось, почуяв псиный запах, но смирилась, умасленная изрядной долей магии.

– Прощай, песик, – добродушно проворковала русалка, единым махом взлетая в седло. Одурманенная лошадь не шелохнулась, даже ощутив на своей спине чужака. Перекидыш послал ей вслед предупреждение: сама нечисть не в состоянии колдовать в пределах защитного пояса, а природные способности оборотня не смогут достигнуть ее на большом расстоянии, чтобы поддержать наложенное на животное волшебство.

– Не беспокойся, напарничек, – не вняла его предостерегающей картине русалка, – Обойдусь своими силами, да, вероятно, к тому времени я уже покончу с мятежниками.

Оборотень, если бы он был человеком, покачал бы головой при виде такой неосторожности и беспечности, но его партнерша в темном предательстве была далеко, чтобы почувствовать его тревогу. Перекидыш осторожно, крадучись вышел на открытое место, ткнув теплым сухим носом девушку в щеку. Та промычала что-то нечленораздельно и вновь погрузилась в черные струи забытья. Волк покорно кивнул мордой и начал готовиться к ритуалу перевоплощения. Крепкие мускулистые ноги зверя без усталости отмеряли милю за милей, насчет жертвы он не беспокоился: одурманенная магией нечисти, она не придет в себя без соответствующей дозы антимагии, а на это способен только владелец перекидыша. Без оборотня девушка беспомощна, как младенец, и не способна на побег.

Не без труда волк отыскал в самом сердце древнего леса нужную ему корягу. Дерево было сражено молнией в одну из тех страшных ночей, когда кажется, что порывы шального ветра сорвут покров даже с неба, обнажив простым смертным обитель богов. Ровный срез пенька призывающе блестел каплями смолы, янтарными слезами застывшей в лучах солнца. Мягкий желтый цвет отразился в ничего не выражающих зрачках оборотня, откинув золотистый отблеск на шерсть зверя. Животное на удивление легко совершило молниеносный прыжок с переворотом, в воздухе превратившись в красавца дракона. Он тяжко взмахнул огромными перепончатыми крыльями, отрываясь от грешной земли вопреки всем законам притяжения. Изящный силуэт невиданного доныне этих краях зверя блеснул жаром чешуи в потоках золота, льющихся сверху и, медленно набирая высоту, взмыл к небесам. Яростный свист распарываемого украшенными грозными шипами крыльев воздуха, приятной музыкой вливался в уши оборотня. Он совершил безумный вираж в светлом небе, почти невидимый в нем благодаря светлому брюху – единственному незащищенному месту в броне его чешуй, и невредимый ловко приземлился возле бесчувственной девушке. Затем, беспорядочно переступая лапами с заостренными когтями, запел. Вероятно, окрестные леса впервые оживил голос дракона. Перекидыш накладывал на жертву прочнейшее заклятие покорности, эту же песнь поют гарпии, подзывая к себе беспомощного животного, отзвуки песни хранятся и в глубине мудрых глаз змей, гипнотизирующих своих жертв. Девушка подняла голову, отяжеленную дурманом незнакомого волшебства и вслушалась в мелодию, разносимую ветром, окутывающую ее подобно похоронному савану. Если бы она не положила накануне столько сил, спасая друга, то смогла бы противостоять обманчивой магии драконов, но ослабленная, разнеженная сном, покорно протянула руки к похитителю. Мелодия зачаровывала ее, околдовывала мелодичными переливами нот, зовущими ее куда-то, требующими помощи. Дракон сложил около ног девушки свою голову, усыпанную крепкими треугольными шипами и взглянул ей в глаза. Он приказывал ей сдаться перед великим колдовством истинной магии, беспредельной в своем могуществе, не приемлющей полутонов и полуправд. Взор дракона – это весь мир, заключенный в прозрачную оболочку роговицы. Девушка покорилась его мощи, она сдалась на милость победителя, не подозревая, что как никогда ранее близко приблизилась к пропасти.

Оседлав дракона, она сжала своими тонкими ручонками его шею, прильнув к могучему телу властителя природы. Он неверно-тяжкими, как ее дыхание, взмахами золотых крыльев оторвался от земли и отправился на восток. Никто не знает, как драконы определяют направление: по звездам ли, по одним им ведомым ощущениям, но перекидыш, не сбиваясь и не сомневаясь в правильности выбранного им пути, летел к колыбели солнца. Где-то далеко под ними он разглядел кавалькаду всадников, к которым уже присоединилась русалка. Она единственная заметила его в предзакатном небе и приветственно помахала рукой. Перекидыш с радостью заметил, что она начала выполнять свое предназначение, в соответствие с планом приставая к наиболее сильным и опытным мужчинам отряда. Первой его жертвой намеревался стать друг жертвы со светлыми шелковистыми волосами и яркими, подобными двум звездам, глазами. Он услужливо ехал возле нечисти, о чем-то увлекательно ей рассказывая. Вот сборище обреченных осталось далеко позади, и под драконом расстилалось безбрежное море зелени. Он без труда миновал и великий лес эльфов, в ветвях которого хранятся все тайны мироздания, отдав предпочтение неприступным скалам на побережье океана.

Только когда солнце, умирая, оросило деревья багровыми сгустками своей крови, разливая вокруг жидкий пурпур заката, дракон принялся снижаться. Он облюбовал себе для посадки крохотную площадку на вершине горы, загроможденную валунами всех форм и размеров. У подножия гор бесновался седой океан, насмерть разбивающийся о прибрежные камни и вновь возрождающийся в клочках соленой пены. Мерный шум прибой заглушал все звуки, кроме злобного воя ветра, грозящего стереть с лица земли неприступный замок, ловко разместившийся между двух расщелин. Дракон затормозил около его наглухо закрытых ворот, едва не свернув себе шею, но ничем не потревожив бесценную ношу. Кованные железные створки ворот бесшумно распахнулись, пропуская внутрь дракона, и так же быстро захлопнулись за ним. Дракон раздраженно махнул головой, предлагая девушке покинуть его.

Она спрыгнула с него и бездумными глазами уставилась на приближающегося мужчину, хозяина перекидыша, который отныне должен был стать и ее владельцем, ночным кошмаром и суровой действительностью…

Я пришла в себя резко, словно от пощечины. До этого я лишь смутно ощущала, что вокруг меня что-то происходит. Лицо хлестал свежий ветер поднебесья, ноздри вдыхали ни с чем не сравнимый соленый аромат океана, насыщенный запахом приключений, а руки словно еще помнили сухую чешую, но кого?…

Я открыла глаза и содрогнулась от ужаса. Мое тело находилось в сыром подземелье, по стенам которого не торопясь стекала влага, как будто безнадежные слезы узников непрерывно циркулировали в этом жутком помещении. На миг мне показалось, что не было четырех лет, прошедших в непрерывных странствиях и сражениях, что все подвиги, свершаемые мной и друзьями – не более чем краткий сон перед смертью. Жуткая уверенность в том, что я не покидала Храма Алтаря, пришла в мой мозг и засела в нем сучковатой занозой. Те же каменные стены, хранящие боль и страдания сотен тысяч пленников, мольбы детей и седины стариков, та же сгнившая солома, жалким слоем прикрывающая ледяной пол мрачной темной камерой, то же окошко, забранное толстенными железными прутьями в два моих пальца, расположенное под самым потолком. Я приподнялась на локтях и понимающей горькой ухмылкой взглянула на свои запястья и лодыжки. Их украшали оковы из прочнейшего чугуна, плотно сжимая нежную кожу. Мне не оставалось ничего иного, как погрузиться в скорбные размышления о дальнейшей судьбе и гадать о путях моего появления здесь.

Вскоре взбалмошный рой моих мыслей прервал душераздирающий скрип открываемой ржавой дверцы в самом далеком и неприглядном угле камеры. Внутрь впрыгнул серый матерый волк с поджарым животом и странными глазами, более напоминающими орган зрения птиц. Он брезгливо обнюхал меня и прилег напротив, положив зубастую морду на сложенные лапы. Вслед за ним появился мужчина в светлом одеянии. Он приветливо улыбнулся мне и протянул руку, украшенную золотыми перстнями. С его помощью я встала и испытательным взором окинула незнакомца. Осмотр меня, мягко говоря, не удовлетворил. Передо мной был тот тип людей, которых мой отец всегда называл "добрыми подлецами". Трогательные ямочки на щеках, появляющиеся всякий раз после лицемерной улыбки, аккуратное каре русых волос, шелковистыми волнами уложенные лучшими парикмахерами и дисгармонирующие с этим образом жестокий взгляд садиста.