— Более двухсот сорока…

— Ба! К чему такое множество?

— Дело в том, что русский народ очень набожен…

— Оставьте это кокетство для легковерных девиц и немощных старцев! Какая теперь набожность?

— Извините меня, ваше величество, — возразил Балашов. — Тут я с вами вновь не согласен. Возможно, во Франции, Германии и Италии мало верующих. Зато их много в Испании, а тем паче в России…

Наполеон помрачнел: уж больно не по душе пришлась ему пресловутая Испания! Опустив глаза, он минуту-другую сидел молча».

Народ, объединенный одной верой, непобедим. Это наглядно доказала Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Тогда люди верили в Сталина, в коммунизм и Бог знает во что еще… Но верили истово и побеждали, ни секунду не задумываясь о цене за победу. У победы над врагом нет цены, в противном случае это не битва, а торги и сделки… Читай: мерзость!

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою…» Предлагаю обсудить эту фразу. Здесь, по-моему, речь идет не о физическом самопожертвовании, ведь душа бессмертна, а о посвящении жизни и деяний. Если бы шла речь о физическом самопожертвовании, то термин был бы другой — жизнь, живот, голову и т. д., но не душу. Тут, как мне кажется, другой смысл.

Положить Богу Душу — это то же самое, что отдать Богу Душу, то есть умереть. Так что нет тут хитринки.

Сейчас очень легко приобщиться к Вере. Надел крест, сходил пару раз в церковь — и ты уже помазанник Божий. Слишком просто. Где гарантия, что к Богу не примажутся случайные люди? Я предлагаю решить этот вопрос так: организовать нечто вроде экзамена. Что-то сродни семинарам уважаемого Андрея Кочергина. Кто выдержит жесткую схватку, тот достоин служить Богу. Ведь верить в него — значит защищать Родину. А неспособные сражаться — пусть отдыхают.

Налицо очередное грубое толкование целей и задач. Нет и не может быть истинно верующих, то есть эталонно-верующих православных, потому что все мы грешны, и лишь Христос абсолютен, ибо он есть Сын Божий. А помазанник Божий — это не тот, кто крест одел, а кого помазали на царствие. Так, Император Российский был помазан на царствие, Папа Римский — тоже, но никак не каждый читающий по слогам «Отче наш». И лишь гностики считали, что частица божественного есть в каждом из нас — это они от самоторчания.

Один важный момент. Когда человек истинно верит, он не просто пассивно принимает что-то от жизни, вроде испытаний или плевков в лицо. Он прежде всего находится в активном творчестве, созидании и сопротивлении. Вера созидает человека. И человек созидает веру. Это взаимный процесс. В точности как на тренировках БИ. Ученик изучает технику. Техника меняет ученика. Ученик вырастает в мастера и меняет свою технику. Но Истина остается живой, неизменной и, в принципе, окончательно не достижимой ни для кого. Но это не значит, что к ней не надо стремиться.

Если именно Вера не есть живой процесс, основанный на догматическом базисе, то это дерево не растет из этих корней. Совершенно с Вами солидарен.

Верить во что? В себя и в свои силы, в Бога? Ну, или, к примеру, в победу? Ведь верить можно во многое, а истинно ли? Поконкретней, пожалуйста.

Вера в части Веры религиозной — это более чем личный опыт веры в собственные силы. Потому что субъективное верование подвержено сомнениям и предубеждениям. Вспомните любой проигранный спор: как вам было стыдно оказаться в дураках, хотя еще секунду назад вы краснели лицом и исполняли арию пилорамы.

Истинная Вера проверена веками, она является для верующего человека абсолютом, на который стоит положиться, в равнении на который стоит жить и которым стоит гордиться! Не знаю ни одного умения или жизненного представления, сравнимого для меня с моей Верой. Хотя это моя Вера! И это мои о ней представления! Совершенно некорректно было бы навязывать их кому-либо, даже моему ребенку. Кстати, он именно православный и не потому, что я его перед этим бил три дня.

Смотрел телевизор перед Пасхой. Показывали интервью в прямом эфире архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия. Несмотря на неумение правильно строить фразы и вообще публично говорить, поразила искренность и светлость мысли этого священника. И вот в студии звучит вопрос с подколочкой: