Шрифт:
Надя тоже брала огромную деревянную лопату и расчищала вокруг избушки. В самой хлеборезке было тепло, день-деньской топилась углем печь, а в студеную полярную ночь ничего лучше тепла нет. Хоть и голодно, зато не мерзнешь. Посылку, что получила Надя, «разыграли» в три дня. Да и что можно прислать разрешенное на 8 кг? Два куска мыла хозяйственного, два — туалетного «Земляничное», две пары чулок, сахар, масло, конфеты и ванильные сухари. Один кусок мыла Надя подарила своей «немке», потом подумала и отдала пару простых чулок. Ну, а провиант съели вдвоем очень быстро, и угостить конфетами тоже нужно было.
— Не одной же килограмм съесть! Эдак и ослепнуть можно! — сказала аккордеонистка Нина, принимая угощенье.
По-прежнему к 3 часам дня Надя бежала на вахту, где ее ожидал с лошадью Пятница, и они шагали по свеженаметанным сугробам к пекарне. Однажды их увидел в таком составе начальник ЧОС — снабженец.
— Это еще что за цирк? — изумленно воскликнул он. — Неужели такая здоровенная деваха нуждается в поводыре? Да ты его прибьешь! Ну и артисты!
Не прошло и двух недель, как Надя, к своей радости, получила пропуск на «Бесконвойное передвижение в пределах района 2-го Кирпичного завода». Это было не совсем законно, по закону нужно было отбыть полсрока, но, как сказала когда-то Манька Лошадь, для уголовников «закон — тайга, а прокурор — медведь». А Надя была уголовница.
— Смотри, в зону не таскай, на вахту сдавать будешь, — сказал начальник ЧОС, передавая ей пропуск. — Да, смотри, не потеряй, ясно?
— Ясно!
Заметно стал прибывать день, уже не сумеречно, а по-настоящему светло, и хотя все так же мела колючая поземка и снег засыпал дороги, минул январь и короткий февраль близился к концу.
— Ты, Михайлова, лошадь-то запрягать можешь? — спросил ее как-то, встретив на вахте, капитан ЧОС.
— Нет, не пробовала.
— То-то и видать, что не пробовала, — ощерился капитан под громовое ржанье вахтеров.
Надя пропустила мимо ушей двусмысленность, всем видом своим показывая неодобрение и даже обиду.
«Каждый сверчок знай свой, шесток». А капитан и не думал ее обижать. Ему в голову не пришло, что на такую «остроту» вообще можно обидеться.
— Тебе когда за хлебом, в три? Выдь пораньше, я с тобой на конюшню пойду, покажу, как запрягать, дело не хитрое. Лошади не боишься?
— Нет!
Три мохнатые лошади нетерпеливо перебирали ногами в своих стойлах.
— Вот, выбирай, тут для хлебовозов двое: старый жеребец Кобчик и такая же старуха Ночка, кобыла.
Надя выбрала Ночку. Ей казалось, что лошадь женского пола смирнее, хотя обе лошади возили с ней хлеб с пекарни.
— Старого жеребца не хочешь? — опять осклабился капитан.
— То-то же, старость не в радость!
Но Надя и на этот раз не обратила внимания на его неуклюжие шутки.
— Кобыла смирнее, — отрезала она строго.
Получив два-три раза хвостом по лицу, Надя все же одолела искусство запрягать лошадей. Через полчаса она смело упиралась валенком в живот Ночке и без труда справилась со всей упряжкой, при одобрительных возгласах капитана.
Лошадь из трофейных конюшен, когда-то видавшая лучшую жизнь, смиренно и терпеливо стояла во время процедуры. Благодарная Надя поклялась себе выпросить на пекарне немного отрубей, угостить умную скотину.
— Приведешь обратно, не забудь ей сенца натрусить. Да ты не гони, не гони, рысака запалишь! — засмеялся им вслед капитан, когда Ночка, лениво переставляя узловатые ноги, потащилась с Надей в пекарню.
Шутник был этот снабженец и не упускал случая посмеяться, хоть шутки его и остроты попахивали блиндажом.
КЛОНДАЙК
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
ЕсенинДень за днем ощутимо приближалась весна. Было все так же холодно, и временами бесилась пурга, но днем над снегом едва приметно как бы струился! на солнце воздух. В один из вечеров в хлеборезку пожаловал новый начальник режима. Надя бросила резать хлеб и, отложив нож, встала по стойке «смирно», как и полагалось приветствовать начальство. Валя грохнула об пол ведро и тоже «руки по швам».
— Здравствуйте, — первым сказал он, и не успели девушки ответить, как он тут же добавил. — Продолжайте работать.
Бросив на весы одну из паек, он, не глядя ни на кого, повернулся и, нагнув в дверях голову, чтоб не задеть притолоку, на ходу бросил «до свиданья» и вышел.
— Даже не взглянул, вроде бы мы не существуем, словно нас нет, — возмутилась задетая за живое таким невниманием Надя.
— Жлоб! Но какой красавец, не правда ли?
— Для меня все они держиморды, — сердито возразила она.