– И слава богу, – зевнул он. – Визгу много – толку мало.

– Дурак ты, Мелкобесов, – подумав, сказала я. – Не мое, конечно, дело, но Ванда… Ну подумай сам. Что тебе там светит?

– Сговорились вы, что ли? – не поднимая головы, спросил Яшка. – Эта бабка в деревне мне то же самое вкручивала. Помоги ей, видите ли, дрова переложить, ага… Я что, на фраера похож?

Настаивать на подобном сходстве не решился бы никто. Я благоразумно промолчала. Яшка поднялся, пошел к дверям. Я вдруг вспомнила, что оставила в квартире тети Маши сумку, и пошла за ним.

На кухне Мамы-шефа горел свет. Обрадовавшись, что не придется шарить в потемках, я потянула на себя прикрытую дверь. Глазам моим открылась пасторальная картина: Катька в сбитом набок фартуке стояла у стола и задумчиво жевала соленый огурец, а за ее спиной, обхватив обеими руками подружкину упитанную талию, пристроился совершенно счастливый Армен из фирмы «Арарат». Меня они не замечали. Я вежливо постучала по дверному косяку. Армен приоткрыл глаза, выразил переполнявшие его чувства нечленораздельным урчанием и переместил руки на двадцать сантиметров выше.

– Яшка где? – томно спросила Катька. – С тобой пришел?

Я кивнула. Катька вздохнула и нежно двинула Армена локтем в челюсть:

– Имей совесть, шимпанзе небритое! Люди кругом… Господи, ну что я за дура набитая – никакой силы воли! Я тебя сегодня уже кормила? Тогда шагом марш отсюда. Не видишь – Бес дома.

Последний аргумент показался Армену убедительным, и он, выпустив Катькину талию, на цыпочках проследовал к двери. Проходя мимо меня, он чинно, словно мы находились в стенах налоговой инспекции, попрощался:

– До свидания, Нина Сергеевна.

– Оно тебе надо? – спросила я, когда в прихожей хлопнула дверь.

– Да ладно, пусть будет, – блаженно улыбнулась Катька, восстанавливая статус-кво пуговиц на груди. – По мне, пусть хоть папуас, лишь бы водку не жрал. Рожай потом зелененьких… А эти армяне, говорят, не пьяницы.

– Зато кобели.

– Ну и фиг с ним, пусть шляется. Уж лучше кобель, чем алкаш… Ты чего не спишь?

Я вспомнила про икону, оставшуюся на столе в моей кухне, и потянула Катьку за рукав:

– Пойдем ко мне. Покажу кое-что.

Утром меня разбудили истошные вопли на лестничной клетке. Вскочив, я кинула безумный взгляд на часы, убедилась, что идет двенадцатый час, за долю секунды вывернулась из ночной рубашки, заметалась по комнате в поисках одежды, но затем сообразила, что сегодня суббота. Вздохнув с облегчением, я накинула халат и подошла к двери. Крики стали отчетливей. Семейство Мелкобесовых выясняло отношения на лестничной площадке в лучших традициях итальянского кинематографа.

– … А я сказала – без меня не поедешь!

– Да в бога душу мать – отвали! Щас на шкаф посажу!

– Ну, Яшенька, ну, миленький! Можешь ты раз в жизни родную сестру послушать?! Что тебе стоит, возьми меня! А то, честное слово, в такси за тобой поеду! В тюрьму захотел, засранец? Посчитай сперва, сколько в этом году за убийство дают!

– Да пошла ты!.. Будет меня всякая сопля учить!

– Да тебя учить – что мертвого лечить! Мама! Гришка! Колька! Только через мой труп он уедет!

Кое-как одевшись, я выбежала на лестницу. Вся соседская семья была в наличии. Катька в бигуди и ночной рубашке фокстерьером висела на матерящемся Бесе. Я ткнула в бок посмеивающегося Гришку и потребовала объяснений. Оказалось, что Яшка проснулся в боевом настроении духа, подкрепился на кухне холодными щами и пошел за ключами от «букашки» с намерением немедленно ехать на квартиру к Тони Моралесу. Проснувшаяся Катька моментально сообразила, чем может закончиться подобный визит, и забила тревогу.

– Мама! – Катькины силы были на исходе. – Скажи ему, чтоб не ехал! Сама же не хотела передачи носить!

– Яков, никуда один не поедешь, – категорически заявила Мама-шеф. – Катерина дело говорит. Знаю я, каких ты там дров наломаешь.

– Мать, не вмешивайся, – мрачно сказал Яшка. – Мои дела.

– Я вмешиваться не буду, – угрожающе заявила тетя Маша. – А уедешь без Катьки – домой не приходи. Я все сказала.

Когда фельдмаршальские очертания Мамы-шефа скрылись за дверью, Яшка стряхнул с себя сестру, виртуозно выругался, сплюнул на лестничный кафель и приказал: