— Какъ «разбившагося»? Когда же и поразвилось-то оно, какъ не въ наше десятилтіе? Посмотрите, — однихъ путей къ самодятельности сколько предоставлено теперь женщин…

— Къ какой самодятельности-то? Черненькой! Чтобы стать телеграфисткою, фельдшерщею, акушеркою, конторскою или телефонною барышнею, контрольною счетчицею etc.
– общаго образованія не требуется: достаточно спеціальной технической сноровки и того природнаго практическаго смысла, которымъ надлено огромное большинство женщинъ. Нтъ, говоря откровенно, мы, русскіе, весьма искусно и двусмысленно надуваемъ нашъ прекрасный полъ на оба фронта: и образованіемъ, которое-де «есть залогъ самодятельности», и самодятельностью, которую предоставляемъ нашимъ женщинамъ лишь въ формахъ доступныхъ почти безъ всякаго образованія. Сидитъ бдняжка въ контрол, переписываеть въ общую вдомость по графамъ съ красненькихъ и зелененькихъ листковъ количество шпалъ на перегон между Сивоплюйскомъ и Торчмястойскомъ и недоумваетъ: ужели я для того про Лже-Смердиса учила? А, если не для того, то зачмъ же, зная про Лже-Смердиса, я не могу найти иного труда, какъ механическое переписываніе зеленыхъ и красныхъ бумажекъ на блую бумажку? Общество предо мною когда-нибудь да неправо: либо когда заставляло меня учить про Лже-Смердиса, зная, что онъ мн ни къ чему, a придется мн возиться съ зелеными и красыыми бумажками; либо когда засадило меня за красныя и зеленыя бумажки, хотя я, по приказанію его, выучила про Лже-Смердиса. Такъ какъ красныя и зеленыя бумажки даютъ тружениц рублей 40–50 въ мсяцъ, a Лже-Смердисъ — ни даже мднаго гроша, то она весьма скоро приходитъ, если не къ сознательному, то къ инстинктивному убжденію, что красныя и зеленыя бумажки суть вещь, a Лже-Смердисъ — гиль, и забрался онъ, «дуракъ», въ голову контрабандою и удерживать его тамъ не стоитъ… Ну, a затмъ процессъ улетучиванія сомнительной гимназической премудрости — разъ начался, такъ уже не прекратится, покуда вовсе не опустошитъ мозги отъ ненужныхъ полузнаній.

— Послушайте! Но зачмъ, въ самомъ дл, трудящейся женщин какіе-нибудь Лже-Смердисы?

— Ршительно незачмъ.

— Такъ велика ли бда, если она ихъ и позабудетъ?

— Вы вотъ адвокатъ. На Лже-Смердиса ссылаться при защит вамъ, конечно, никакой судъ не дозволитъ. Однако, вы помните о немъ.

— Помню.

— И считаете нужнымъ помнить, потому что онъ, сколь ни малая песчинка въ пустын прошлаго, все же составляетъ частицу вашего образованія. A вотъ Марья Ивановна наврно не помнитъ, хотя она всего пятый годъ, какъ изъ института и кончила курсъ съ золотою медалью. И y нея нтъ даже извиненія зелеными и красными бумажками, ибо она выскочила замужъ прямо со школьной скамьи въ полную обезпеченность.

— Тоже, батюшка, въ семь-то не до Лже-Смердисовъ!

— Согласенъ. Но въ такомъ случа, когда же до нихъ?

Въ труд — Лже-Смердисы балластъ, въ семь — тоже. Кто же воспользуется Лже-Смердисами? Дюжина старыхъ двъ, y которыхъ не будетъ семьи и которыя достаточно обезпечены, чтобы не искать труда?

— Позвольте: a вотъ эти женщины лтъ 30–35, о которыхъ вы говорили выше, он-то своихъ Лже-Смердисовъ пронесли сквозь трудъ и семью?

— Во всякомъ случа, съ гораздо большею памятливостью, чмъ сейчасъ даже только-что «кончалыя» гимназистки.

— Вотъ видите: значитъ, возможно совмстить Лже-Смердисовъ съ практикою жизни.

— Кто же вамъ говоритъ, что нельзя? Не только можно; но должно. Только для этого необходимо одно условіе: чтобы Лже-Смердисы западали въ мозги плотно, вковчно, съ разсужденіемъ. А, чтобы западали, надо, чтобы ученицы врили, что, обучаясь, он цлесообразное дло длаютъ, a не въ условныя бирюльки играютъ, черезъ тасканіе которыхъ возможно кое-какъ доплестись до всепокрывающаго диплома. А, чтобы врили, надо, чтобы ученье было достойно вры. Если вы сравните женщинъ нашего общества по поколніямъ, самыми образованными окажутся гимназистки семидесятыхъ годовъ, еще врившія, что широкая программа предложеннаго имъ образованія ведетъ и къ цлямъ широкой дятельности. Къ восьмидесятымъ годамъ чисто-образовательный пылъ, не находя себ достойной практической работы, уже охладлъ. Двушка въ гимназіи уже не столько подготовляетъ себя къ роли образованной женщины, сколько добываетъ хорошій дипломъ, что по широт программы требуетъ добросовстной работы. Въ девяностыхъ годахъ поколебалась вра и въ спасительность хорошаго диплома. Двушки съ золотыми медалями часто сидятъ безъ мстъ. Проклиная Лже-Смердиссвъ, которыхъ он зубрили ради этихъ золотыхъ медалей, между тмъ, какъ ихъ подруги, даже не дотащившіяся до конца курса, сидятъ и переписываютъ зеленыя и красныя бумажки за пятьдесятъ цлковыхъ въ мсяцъ. Какъ скоро поколебалась вра въ хорошій дипломъ, уцлло, однако, убжденіе, что все же нуженъ хотя какой-нибудь дипломъ. Но убжденіе это столько разъ опровергнуто при столкновеніи съ дйствительностью, что оно держится уже скоре, какъ суевріе, чмъ — какъ вра. Оно непрочно. Прежде была большая рдкость, чтобы двочка, разъ попавъ въ гимназію, не дошла до конца курса по инымъ причинамъ, какъ обднніе родителей, болзнь, вообще — несчастный случай. Въ настоящее время то и дло встрчаешь двушекъ, прошедшихъ нсколько классовъ гимназіи и ушедшихъ изъ нея, несмотря на хорошіе успхи. — Почему? — Да мсто мн вышло хорошее: приказчицею въ книжный магазинъ. — И не жаль гимназіи? — Какъ вамъ сказать? Вдь, большаго она мн не дала бы…

— Словомъ, вы находите, что женщины наши невжественны потому, что плохо учатся, a плохо учатся потому, что не видятъ предъ собою практическкхъ результатовъ, вознаграждающихъ за ученіе. A въ инстинктъ образованія для самого образованія вы не врите?

— Очень врю, но онъ, оставляемый въ самодовлющемъ состояніи, безъ поддержки практическими возмездіями, создаетъ лишь именно то, что я назвалъ аристократіей женскаго ума: Волковыхъ, Безобразовыхъ, Щепкиныхъ-Кудерникъ и т. п. Это прекрасно, но этого недостаточно. Он, какъ свтлячки во мрак, только выдаютъ свою одинокость среди темной ночи. Вы не имете права требовать отъ женщины того, чего не требуете отъ мужчинъ, чтобы он поклонялись солнцу знанія, которое имъ только свтитъ, съ такимъ же энтузіазмомъ, какъ будто оно и свтитъ, и гретъ. Если среди русскихъ женщинъ оказалось и оказывается много избранныхъ натуръ, пробивающихся наверхъ общественнаго интеллекта, слава Богу, возблагодаримъ природу за даровитость русской женщины.

Ho возводить мотивы, движущіе избранными натурами, въ общее правило, требовать отъ каждой кандидатки на образованіе, чтобы она была безкорыстнымъ Ломоносовымъ въ юбк, - безсмыслица. Льготы по воинской повинности дали мужскимъ гимназіямъ сразу гораздо большій контингентъ учениковъ, чмъ столтіе проповдей на тему «ученье свтъ, a неученье тьма», ибо проповди движутъ только умами впечатлительными, a покориться на нсколько лтъ зубрежк по гимназической программ всякому гораздо выгодне, чмъ отбывать полные сроки солдатчины. Дайте русской женщин общественныя права, обусловленныя образованіемъ, и тогда требуйте отъ нея образованія, ужасайтесь, если встртите вмсто него невжество. A до тхъ поръ женское образованіе всегда будетъ ограничиваться дипломною миологіей.

1900.

Пробжалъ брошюру г. Карева — совты юношеству, вступающему въ высшія учебныя заведенія, о выбор факультета. Въ нихъ чрезвычайно много дльнаго. Но, когда я закрылъ брошюру и отложилъ ее въ сторону, мн пришла въ голову мысль: вотъ и прекрасно: нашу мужскую молодежъ профессоръ Каревъ «къ мсту опредлилъ и счастіе ея составилъ». Ну, a теперь — что длать съ молодежью женскою? куда ее двать? на какіе факультеты?

«И тайный голосъ далъ отвтъ:

Для женщинъ факультетовъ нтъ!»

Русская жизнь — давно уже не птица-тройка, но поздъ желзной дороги, по меньшей мр, пассажирскій — со скоростью верстъ двадцати въ часъ… на большее пока претендовать не смемъ. «Длаемъ опыты» похать скоре, но — подемъ ли, нтъ ли, о томъ «начальство знаетъ». Въ позд этомъ русская женщина — въ образовательномъ отношеніи — вчный пассажиръ второго класса: она ушла отъ первобытвой простоты, населяющей классъ третій, и зато признана «барыней», награждена извстнымъ комфортомъ путешествія и нкоторымъ решпектомъ со стороны господъ кондукторовъ; но въ первый классъ — къ верхамъ развитія — ей нтъ хода, какъ рядовому нельзя хать въ одномъ вагон съ генераломъ: не доросла.