— A помнишь, въ Ницц намъ служила одной прислугой Сюзаннъ? Какая работница была: десять нашихъ ея не замнятъ. И платили мы ей франкъ въ день. И не знала она никакихъ увлеченій…

— Франкъ въ день! Шутишь ты съ франкомъ въ день! Тамъ франкъ, — мстная денежная единица, какъ y насъ рубль, и на франкъ, по условіямъ быта, можно прожить, какъ y насъ на рубль. Тридцать франковъ для ниццардки — тридцать рублей, a для нашей Дуни — только двнадцать. Это — разница. Изъ десяти рублей своего жалованья Дуня семь отсылаетъ роднымъ въ деревню. Такимъ образомъ, честный городской трудъ лично ее вознаграждаетъ за рабство десятью копейками въ день, — меньше, чмъ оплачивается самая низшая поденщина, не требующая ничего, кром тупой физической силы. Лестно, не правда ли? Такъ что же и удивляться, если этотъ злополучный гривенникъ не въ состояніи выдержать конкурренціи съ десятирублевымъ золотымъ, который ей предлагаетъ частный повренный Чижикъ за то, что она придетъ къ нему на квартиру пить чай съ конфектами, изъ фарфороваго блюдечка, съ серебряной ложечки? За гривенникъ въ сутки — перспектива убирать «невжество» за котами; за десять рублей въ сутки — серебряная ложечка и фарфоровое блюдечко. Ей-Богу, бой соблазновъ слишкомъ неравенъ.

— Должны же быгь нравственныя начала въ человк!

— A вотъ ты сперва вндри ихъ въ человка, эти нравственныя начала, a потомъ уже съ него и спрашивай стойкой нравственности. Да вндряй-то разумно, съ ранняго дтства, да, главное, въ сытаго и не битаго. A то y насъ, за спорами, какія школы лучше для народа, вовсе никакихъ нтъ. Откуда же ему нравственными началами раздобываться? Ищемъ, чего не положили, и сердимся, что не находимъ.

Читатель остановитъ меня:

— Позвольте. Вы начали положеніемъ, что проституція уничтожится только тогда, когда совершится реформа женскаго труда, образованія, права. A теперь выходитъ y васъ какъ-то; что чуть ли не вся бда въ томъ, что мы платимъ мало жаловаиья женской прислуг. Такъ прибавить, — и вся недолга.

— Прибавить? A нуте-ка! прибавьте!

И вспоминаются мн блестящіе черные глаза и насмшливое лицо одной странной интеллигентной двушки, самаго оригинальнаго и гордо разочарованнаго существа, какое зналъ я вь жизни. Въ теченіе нсколькихъ лтъ она перебывала учительницею, гувернанткой, помощницею бухгалтера въ банкирской контор, телефонною барышнею, выходною актрисою, счетчицею въ желзнодорожномъ правленіи, секретарствовала y знаменитаго писателя и завдывала книжнымъ магазиномъ. Служила всюду хорошо, по служб нигд никогда никакихъ упущеній, но… всегда и везд вс какъ будто немножко, a иногда и очень множко недоумвали: зачмъ это ей? Красавица, a служитъ. Ей бы на содержаніи, въ коляскахъ кататься, a не надъ конторкою спину гнутъ.

— Женскій трудъ! Боже мой! Я работала, какъ волъ, по двнадцати часовъ въ сутки, становилась полезне всхъ служащихъ, — и не могла подняться выше пятидесяти, шестидесяти рублей жалованья. Когда я жаловалась, что мало получаю, что моя работа стоитъ дороже, на меня широко открывали глаза и возражали: — Помилуйте! Это мужской складъ! Сколько y насъ мужчины получаютъ! — Да вдь они за пять часовъ получаютъ и еще длаютъ вамъ все, спустя рукава, a мы по двнадцати сидимъ…

— Невозможно-съ! По принципу-съ!.. На то они мужчины… Но, стоило мн перестать быть «служащею», a улыбнуться и пококетничать, какъ полагается женщин «по природ ея», и… Сезамъ отворялся. И прибавка, и ссуда, и награда… Такъ вотъ и тычутъ теб въ носъ всю жизнь: покуда ты, баба, лзешь заниматься нашимъ мужскимъ дломъ, дотол теб, баба, цна ломаный грошъ, хоть будь ты сама Семирамида Ассирійская. A вотъ займись ты, баба, своимъ женскимъ дломъ, и — благо теб будетъ: купайся въ золот, сверкай брилліантами, держи тысячныхъ рысаковъ. A женское дло выходитъ, по ихнему, — проституція. [1]

Добывать честнымъ трудомъ хлбъ свой — и право и обязанность каждаго человка. Но что въ прав, если оно ограничено въ дйствіи своемъ настолько, что не можетъ быть осуществлено? Какой нравственный смыслъ сохраняетъ обязанность, если она неисполняма при обычныхъ условіяхъ жизни, если она обращена въ хроническій подвигъ, ежедневно требующій геройскихъ усилій? Да! Между русскими трудящимися мужчинами — много героевъ; но русская женщина, умющая работать бодро и не ропща при современныхъ унизительныхъ и тяжкихъ условіяхъ ея честнаго труда, — всегда героиня, при томъ героиня незамтная, неоцненная; на геройство ея какъ-то принято не обращать вниманія. Она — точно обязана быть героинею, точно предписаніе геройства поставлено въ непремнныя нравственныя условія ея трудового контракта съ нами, «мужскимъ сословіемъ».

— Самостоятельности хочешь? Не желаешь смотрть на свтъ изъ-за мужниной спины! Ну, и бейся, какъ рыба, объ ледъ.

— Господа, будьте же справедливы! За что?

— Ни за что, а… выходи замужъ.

— Да если я никого не люблю?

— Глупая, хлбомъ будутъ кормить.

— Я желаю быть обязана своимъ хлбомъ только самой себ.

— Такъ вотъ теб и говорятъ: бейся, какъ рыба объ ледъ.

Замужъ — это выходъ «благородный», это — «женщин счастье»: избавили отъ труда и за супружескія ласки кормятъ хлбомъ. При меньшемъ счастьи, народы изумляются: почему ты труженица, a не содержанка? Почему ты изнываешь «въ боннахъ за все», когда въ кафешантанномъ хор даютъ уйму денегъ за одну фигуру? Почему ты стираешь блье въ прачечной, a не идешь пить чай къ частному повренному Чижику? Недоумніе и борьба. И чтобы успшно выдержать борьбу, женщина должна быть либо героинею, либо дурнушкою. Зато и не везетъ же ииъ!

Проституція вьетъ свои гнзда не только по улицамъ и вертепамъ, она и живетъ и свирпствуетъ много выше. Она многолика и ловитъ женщину въ самыхъ разнообразныхъ формахъ и на всхъ путяхъ ея къ самостоятельному труду и существованію, отъ нижайшихъ слоевъ общества до верхушекъ его. отъ горничныхъ Маши и Лены, которыхъ какая-нибудь подвальная ходебщица сватаетъ въ наложницы частному повренному Чижику, до блистательной столичной актрисы, которая сходится съ театральнымъ тузомъ, потому что «безъ покровителя невозможно», до свтской двушки, которую поспшно выдаютъ замужъ за антипатичнаго ей человка, потому что онъ съ состояніемъ, a она замчена въ преступной «склонности къ идеямъ».

— Выйди замужъ и имй свои идеи… на всемъ готовомъ, если мужъ позволитъ. A порядочная двушка должна быть безъ идей.

Проституція можетъ чувствовать себя госпожею положенія даже въ лон наизаконнйшей семьи. И вотъ я и думаю, что пока общество не справится въ собственныхъ ндрахъ своихъ съ этою проституціей, что создается женскимъ трудовымъ, правовымъ и образовательнымъ неравенствомъ, безсильно оно и регулировать проституцію улицы и домовъ терпимости. Потому что вторая — только логическій плодъ и неизбжный житейскій отбросъ первой.