–  Так точно, выдали!

Оленич развернул свою карту с нанесенными на ней позициями батальона и пулеметов. Начальник штаба, глянув, сказал, обращаясь к командиру полка:

–  Да, так, как и было в первом варианте. Все это не то.

Полковник проговорил резко:

–  Лейтенант, обрисуйте общую обстановку на всем участке обороны.

–  Батальоны и пулеметные расчеты заняли позиции, окопались в полный профиль. Личный состав накормлен, на завтрашний день выдан сухой паек.

–  Все так хорошо?
– В вопросе командира полка послышалась ирония, и Оленич воспользовался моментом, чтобы его выслушали вроде неофициально.

–  Не все хорошо, товарищ командир полка.

Приклонский снова, как и тогда, во время учения в Тырныаузе пошутил:

–  Вот как?

Но этот насмешливый возглас не остановил Оленича, он предельно кратко, но достаточно убедительно обрисовал местность и выгоды новой линии обороны в сравнении с той, которую подразделения занимают на данный момент. Ключников внимательно выслушал предложение лейтенанта, примеряя его на карте.

–  Где сейчас размещены противотанковые средства?

–  В районе моста.

–  Не годится. Даже если вы займете новую позицию, то и тогда в трех местах вы будете уязвимы для танков: мост, через сад и путь в обход леса справа. Вы говорите, что лес болотистый и непроходим для танков? Его успешно можно обойти и выйти вам в тыл.

–  Но в предложении лейтенанта есть важный момент - повышение оборонительных возможностей.

–  Подготовьте приказ Истомину: перенести оборону на правый берег реки.

–  Товарищ командир полка! Разрешите один вопрос?

–  Спрашивайте.

–  Можно мне, командиру пулеметного подразделения, узнать главную нашу задачу? Если это важный участок, где мы расположились, то почему не весь полк, а лишь его часть выдвинута на передний край?

Начальник штаба сказал Ключникову:

–  Я всегда замечал, что этот лейтенант не в меру говорлив.
– Приклонский строго посмотрел на Оленича: - Вы же солдат, и приказы своих командиров должны выполнять беспрекословно, не обсуждая их!

–  Извините, товарищ командир полка! Я думал, что ясное понимание задачи повышает ответственность подчиненных.

Ключников кивнул начальнику штаба, словно хотел сказать, что в его, Оленича, положении вполне естественно знать, почему и для чего он будет в предстоящем бою рисковать своей жизнью и жизнью подчиненных ему солдат.

–  Вам я отвечу, лейтенант. Об этой задаче должны знать только вы с Истоминым да еще майор Дорош. Вы уже опытный воин, в боях с первого дня войны, были ранены. И то, что вы думаете над каждым боем, над каждой боевой задачей, - весьма похвально. Но то, что вам до сих пор приходилось выполнять, покажется легким и незначительным в сравнении с тем, что предстоит свершить завтра - вам и горсточке ваших солдат, плохо вооруженных бойцов. Двумя батальонами и четырьмя станковыми пулеметами мы ограждаем железную дорогу. Вам надлежит удерживать тот плацдарм до тех пор, пока не проследует по этой дороге бронепоезд. После этого отойдете. Сигнал - зеленая ракета.

–  Кто у нас соседи? Кто поддерживает?

–  Поддержки не ожидайте. Соседей у вас нет. Но мы выделили вам один взвод бронебойщиков.

–  У нас нет комсостава. Даже взводами некому командовать.

–  Знаем, но помочь не сможем. Ставьте комвзводами сержантов. Да, у вас есть прекрасный кадровый старшина. Костров, кажется…

Начальник штаба, взглянув на часы, предупредил Оленича:

–  Нам сообщили, что в эти минуты через ваши боевые порядки должна возвращаться разведка соседнего полка. Если будет выходить с боем, помогите.

–  Товарищ командир полка, разрешите зайти в политотдел. Комиссар поручил сдать важные партийные документы.

Полковник сказал:

–  Лейтенант, тебе ждать нельзя. Оставь документы в политотделе и возвращайся к себе.

Политотдел размещался в небольшом кирпичном сарайчике на разъезде, но людей там было мало. Во второй половине помещения сидел капитан. Оленич сдал ему пакет, получил расписку и хотел было уже идти, как вдруг вошла высокая женщина в форме майора Военно-воздушных сил. Ей было немногим более тридцати, у нее красивое и приветливое лицо, и лишь глаза наполнены трагической глубиной. «Наверное, грузинка», - подумал Оленич.

–  Вы из хозяйства капитана Истомина?
– спросила она с кавказским акцентом, но голос был грудной, мягкий.
– Когда вы в последний раз виделись с ним?

–  За эту ночь разговаривали несколько раз.

–  Как он? Все шутит, подначивает, язвит? Ах, Павел, Павел!

Майор слегка засмущалась, смуглая кожа на лице чуть-чуть порозовела. «Кто она такая? Какое отношение имеет к Истомину?» - мучился вопросами Оленич, с любопытством посматривая на летчицу. В разговорах с капитаном он никогда не слышал и намека о женщине, и Андрей до этой минуты не допускал мысли, что про капитана кто-то может так заинтересованно расспрашивать, тем более такая молодая привлекательная женщина, очень живая и общительная.