Шрифт:
Они сидели на песке, усыпанном первыми осенними листьями, возвращаясь из глубины душевного потрясения к действительности. Андрей прижимал Женю и думал, что теперь им двоим подвластен крылатый конь Мерани, они познали счастье полета. Эх, Истомин, Истомин! Еще есть время до твоего главного боя, вскакивай на Мерани, скачи к своей Нино! Это время будет только твоим, и только так ты сможешь догнать ее, свою Нино…
«Почему я вспомнил о нем, об Истомине?
– думал Оленич.
– Наверное, он стал близким мне человеком после той исповеди, человеком, отдавшим себя полностью войне и оставившим себе лишь одну эту лунную ночь, когда он был самим собою. Может, это сражение будет решающим и для меня, и для Жени? Но мы не знаем, а Истомин знает. Он знает нечто большее, чем просто оборонительный бой, но он не сказал мне об этом. Пока не наступил день главного боя, ночь принадлежит и нам с Женей».
– Андрейка, я люблю тебя, - шепчет Женя.
– Давно… Еще с того дня, когда ты появился в расположении пулеметного эскадрона с пополнением молодых бойцов.
– Ах, бедная, бедная Женя!
– Послушай, милый! Послушай меня молча, - И вдруг начала говорить, говорить торопливо, сбивчиво, волнуясь и задыхаясь, словно боялась, что что-то помешает, что она не успеет высказаться до конца, выплеснуть из себя то, что накопилось в душе.
– Я сама все скажу. Ты молчи. Я скажу и за себя, и за тебя. Ладно? Хочу, чтобы ты знал: буду любить тебя всегда - сколько доведется жить. Может, только до завтра, а может, до ста лет… Но я буду тебя любить и тогда, когда нас уже не будет, потому что после моей любви останется память о нашей любви. Андрюша, запомним эту лунную ночь. Может быть, она у нас единственная, может, будет еще тысяча таких лунных ночей, но эта останется, потому что она первая. Я знаю, нам сегодня будет трудно, и страшно, и горько. Потому что война ничего, кроме зла, принести не может. Только зло и смерть. И среди зла и смерти - наша любовь… Обними меня. И пусть наступит день, и солнце пусть обвенчает нас…
– Да, ты все сказала. Ты сказала лучше, чем бы я смог.
– Ты рядом, ты любишь меня - это лучше всех слов на свете!
– Ты такая восторженная!
– Сама себя не узнаю. Откуда что берется! Где оно все было раньше? Как я до всего этого додумалась? Но мне нравится, что я такая… Это, наверное, плохо?
– Нет, это хорошо, потому что ты счастливая. И я восторженный, потому что счастливый. Если бы можно было остаться такими!…
Женя кинулась ему на грудь и всхлипнула.
Он провел рукою по ее волосам, глянул куда-то в пространство ночи.
– Будь она проклята, война!
– воскликнул в сердцах Андрей, почувствовав жалость к женщине, которую держал в объятиях.
12
Оленич понимал и поддерживал требование капитана: закапываться, усовершенствовать оборону, зарыться на полный рост, окопы и ходы сообщения оплести лозняком, чтобы не осыпались, замаскироваться, прекратить движение, соблюдать полную тишину. А главное, усилить наблюдение за противником, укрепить фланги и стыки подразделений. Поэтому Андрей придирчиво проверял, как оборудовали свои огневые позиции пулеметчики, насколько они серьезно готовятся к бою. Но, кажется, все было в полном порядке. Лишь Алимхан вызвал смех и недоумение: он совершенно не умел работать лопатой.
– Алимхан, ты что, никогда не держал в руках лопату?
– Ай, командир! Меня учили работать кинжалом, винтовкой, саблей…
Вдруг зашелестели кусты, и, словно вынырнув из-под земли, появился отец Алимхана - Шора Талибович. Оленич уже хотел накричать на старика, но вдруг вспомнил, что уже время бежать к Истомину, лишь сказал:
– Алимхан, ты же знаешь, что нельзя посторонним быть на огневых позициях! Уведи отца.
Не дожидаясь ответа, придерживая кобуру с пистолетом, он быстро пошел в направлении землянки комбата. Возле нее уже сидели майор Дорош и майор Полухин, командиры минометчиков и противотанкистов. Тимоха, здоровый усатый детина с широким русским лицом, сидел на ступеньках землянки, никого не пропуская к капитану. До слуха Оленича донеслись повышенные голоса, и он узнал голос Жени. «Зачем комбат ее вызывал?» - подумал Андрей, невольно ощутив желание защитить девушку от сухости и жестокости «железного» капитана. Но вот через приоткрытый полог входа донесся голос Истомина:
– Чтобы не приходила ко мне с этим! Все! Поняла?
– Поняла.
– А сейчас мне некогда заниматься твоими делами.
– Но если обстоятельства сложатся…
– Никакие обстоятельства не должны повлиять. Что еще за размягченность? Иди занимайся своими делами. Мы, к сожалению, на войне!
Женя вышла из землянки раскрасневшаяся, со слезами на глазах. Оленич было кинулся к ней, но она предостерегающим жестом остановила его.
– Женя!
– негромко позвал он ее.
На миг она подняла лицо, глянула на него хмуро из-под кубанки и скрылась в кустах. В это время Тимошка позвал его к капитану.
Истомин встретил пришедших командиров молча, стоя возле снарядных ящиков, поставленных один на один и заменявших ему стол. В хорошо отглаженном обмундировании, чисто выбритый, подтянутый и бодрый, словно недавно пробудившийся от сладкого сна, хотя Оленич хорошо знал, что капитан в эту ночь и не прилег. Все это подчеркивало ответственность и значительность момента.
– Товарищи командиры! Долго вас не задержу: по предварительным данным, против нас примерно до роты автоматчиков и около дивизиона танков. Плюс румынские горные стрелки. Сколько их - пока нам неизвестно. Ждем разведку. Наша с вами главная задача: не пропустить противника через реку. И хотя водный рубеж не представляет серьезной преграды для немцев, но мы с вами - серьезная для них проблема. Сквозь нашу оборону враг не пройдет. Он сможет только переступить через наши трупы. Но мы этого не допустим. Мы с лейтенантом Оленичем будем все время на передовой. В случае выхода из строя командира обороны, его обязанности переходят к майору Полухину. Первым заместителем остается командир пулеметчиков. Все. Оленичу остаться.
Все ушли быстро и молча. Истомин развернул карту и пригласил Оленича посмотреть.
– Дивизия и отдельный кавполк пока стоят за железной дорогой. Если мы не сдержим противника, они вынуждены будут вступить в бой, перейдя железнодорожную линию. Это значит или наш позор, или наша гибель. Если мы выдержим натиск врага, тогда, после того как пройдет бронепоезд на свои позиции за Тереком, дивизия и полк отойдут на подготовленные позиции в районе Майского и Котляровской.
– А мы?
– невольно спросил Оленич.