Шрифт:
— То же показывает и мой анализ — Япония протянет полтора года. Ямамото продолжал получать журнал «Лайф» практически до начала войны. Обычно он обводил красным карандашом заслуживающие внимания статьи, а потом оставлял журнал в офицерской кают-компании. Вот на этих «анализах» и основывался его ответ Коноэ. Инуэ Сигейоси, несмотря на свое восхищение личностью Ямамото, считает, что этот ответ — темное пятно на его облике. «Очевидно, — свидетельствует Инуэ, — разговор в таком стиле привел бы к тому, что человек вроде принца Коноэ, новичок в военных делах и нерешительный по натуре, получил бы туманное, но ободряющее впечатление — Япония продержится в войне полтора года. Почему бы Ямамото не выступить и не признать, что флот не в состоянии воевать с Америкой, потерпит поражение, если решится на войну, а если такое мнение обесценивает его как главнокомандующего, он просто оставит свой пост. Нет сомнения, ему трудно встать и заявить, что он не может воевать, перед сорока тысячами моряков, служащих под его командованием; но ему следует преодолеть эти колебания и открыто заявить то, что думает».
В своей книге «Последние дни Объединенного флота» Ито Масанори, хотя и не обвиняя Ямамото открыто, излагает похожие мысли — в своем весьма цветистом стиле:
«Флоту следовало бы прямолинейно настаивать, что он не согласен воевать с Америкой. К сожалению, отсутствие у него мужества произнести простое „нет“ привело к тому, что он оказался втянутым в поспешный конфликт и после многих проигранных сражений низведен до нуля. Нет, в самом деле, уже не увидеть Объединенного флота!»
В том, почему Ямамото следовало сказать Коноэ, что он «устроит им пекло на год-полтора», Инуэ видит награду своим подчиненным; нельзя, однако, не заподозрить, что Ямамото находился до некоторой степени под влиянием типичной для военных людей психологии — стремления проверить в бою результаты учений. Можно подозревать здесь и налет некой обиды за то, что его столь долго называют «слабым в коленках», да и желание произвести впечатление на широкие массы дома и на женщин; даже допустить, что в нем проявилась какая-то детская черта: дам им то, чего они хотят от меня. Не по всем ли этим причинам он стал всерьез искать войны? Но возможно, мы слишком далеко заходим.
В письме Хори Тейкичи от 11 октября (оно приводилось выше) Ямамото писал: «…остается единственная возможность — чтобы император лично принял решение…» Две недели спустя, когда ушло в отставку третье правительство Коноэ, чтобы уступить место правительству Тодзио, с Симадой Сигетаро в качестве морского министра, он написал длинное письмо Симаде, в котором говорит: «Если рассматривать ситуацию в целом, становится очевидно, что столкновение между Японией и Америкой не неизбежно, — если применить все возможное; в данный момент важно проявить терпение, осмотрительность и стремиться покончить со всеми недоразумениями во имя конечной цели; но это требует огромного мужества, а сейчас, когда Япония втянута в такую ситуацию, остается только задать вопросом — мыслима ли такая перемена. Единственный курс (хотя я и произношу это с крайним трепетом) — ожидать милостивого решения его императорского величества». Отсюда возникает предположение, что Ямамото втайне надеялся на беспрецедентное решение такое, которое императору пришлось принять позднее, в конце войны.
После Тойоды Тейдзиро, которого в апрельской перетасовке кабинета перевели в министерство торговли и промышленности, упомянем и Савамото Иорио, — он работал заместителем морского министра во втором и третьем кабинетах Коноэ и после них в правительстве Тодзио. Примерно в это же время Савамото заехал к Йонаи Мицумасе и Окаде Кейсуке в надежде получить совет относительно кризисной ситуации от старших коллег, связанных с флотом.
Тогда среди сторонников войны преобладала теория, что, если все продолжится в том же духе, силы Японии постепенно иссякнут до нуля. В своих записях Савамото говорит, что Йонаи с этим не соглашался, заявлял: ошибка — приходить к решениям, опираясь на эту теорию; надо принимать во внимание ситуацию в Европе, а время, несомненно, само решит некоторые проблемы.
«Сейчас много говорят об истощении сил Японии, — сказал Окада, — но лучше медленное подтачивание сил, чем мгновенное уничтожение… Есть опасность, что армия пользуется этими разговорами о нефти, тянущимися уже год, как предлогом предъявления каких-то требований флоту. Японии следует быть очень осторожной, принимая в данный момент решение о войне. С внутренними проблемами можно как-нибудь разобраться, если проявить твердость. Промах в международной политике принесет народу несказанные страдания, и надолго». Но к этому времени на самом флоте существовало распространенное мнение, особенно среди молодых офицеров, в поддержку начала военных действий.
Кстати, интересно отметить, что годовая потребность Японии в нефти в мирное время составляла 3500 тысяч тонн, из которых 2 миллиона уходило на нужды флота, 500 тысяч тонн — армии, а 1 миллион тонн — на гражданскую экономику. Таким образом, вопрос, вступать ли Японии в войну с Америкой, напрямую зависел от количества горючего, эквивалентного 1/35 от 120 миллионов тонн сырой нефти, которые Япония ежегодно импортировала и потребляла, например, в 1969 году.
«Флот не может воевать без нефти, — говорил Томийока Садатоси после войны. — Императорский флот лихорадочно создавал запасы и перед началом войны имел в наличии 5500 тысяч тонн. Без этого мы не могли бы начать войну; нравится это или нет, нам следовало согласиться с тем, что говорила Америка. В известном смысле эти тщательно накопленные резервы оказались проклятием Японии».
7
В длинном письме к Симаде Сигетаро, написанном в конце октября, Ямамото говорит:
«В случае, когда обстановка вынудит нас к действию, я как офицер, командующий флотом, думаю, что останется мало шансов на удачу, если мы применим традиционный метод ведения операций… Похоже, есть люди, имеющие серьезные сомнения в отношении моего характера и способностей как командира. В чрезвычайной обстановке, которую сейчас переживает нация, нельзя полагаться на личные рассуждения, да и я сам никогда не считал себя соответствующим посту главнокомандующего Объединенного флота… Короче, план мой задуман от отчаяния, — недостаточно развиты мои способности, я не уверен в полной безопасности; найдется кто-то другой, более подходящий для этой должности, — я готов уйти, с радостью и без колебаний».