Подняв чашку саке для тоста, Ямамото был очень краток:

— Желаю вам удачи и молюсь за ваш успех!

Как вспоминают присутствовавшие, он имел печальный, чуть ли не подавленный вид.

Утром 18 ноября, в 9.00, «Акаги» покинул залив Саеки. Как только корабли выходили из гавани, они тут же прекращали радиосвязь. Для получения информации и приказов с этого момента они полагались на станцию связи номер 1 в Токио; даже «Акаги» прекратил со своей стороны все контакты с командованием Объединенного флота и с материком.

В полдень девятнадцатого «Акаги» отошел далеко к югу от Токио, а спустя три дня, утром двадцать второго, вошел в залив Хитокаппу. Длинный узкий остров Эторофу лежит рядом с Кунаширом, в Южных Курилах, а залив Хитокаппу (Танкан) расположен на его южной стороне, в самом центре острова. В западной части залива виднелась гора Танкан, сверху донизу покрытая снегом.

Некоторые корабли прибыли раньше «Акаги», а другие — позже. С прибытием «Каги», который появился в гавани день спустя, нагруженный множеством малоглубинных торпед, основные элементы ударной группы оказались в сборе, на якоре на своих предписанных позициях. Несколько позже все перевозки и связь между маленькими деревнями на Эторофу и внешним миром прекратились.

Масуда Шого, командир эскадрильи на «Акаги», писал в своем дневнике, что воды залива были черными и холодный дождь перемежался со снежными зарядами; сам себя он представлял одним из сорока семи свободных самураев из знаменитой истории «Чусингура», собравшихся на втором этаже лавочки, торгующей лапшой, перед тем как отправиться с мщением.

Вечером двадцать пятого на Токийском вокзале Каваи Чийоко села на экспресс в Симоносеки по пути в Мийядзиму, где ей предстояло встретиться с Ямамото — договорились заранее. Устроилась в купе спального вагона — не такая уж редкость в те времена. Ямамото, в цивильной одежде, — поблизости, на вокзале Мийядзима-гучи, — встречал ее. Вдвоем пересели на паром до Ицукусимы, острова неподалеку от Ивакуни, возле юго-западного побережья основной части Японии; там зарегистрировались в старой, элегантной гостинице. Им предложили приятную, без претензий комнату рядом с маленьким красным мостиком через ручей; здесь они провели ночь вдвоем.

Ямамото записался в регистрационной книге под чужим именем — отчасти, возможно, потому, что он с женщиной, но и из соображений безопасности. За несколько лет до того на курорте горячих источников в префектуре Ниигата он проставил в регистрационной книге отеля адрес города Нагаока псевдоним: «Ямамото Чорьо, 52 года, моряк». Возможно, и на этот раз он использовал то же вымышленное имя — Чорьо, — написанное с двумя китайскими иероглифами: его можно прочесть и как «Нагаока», и к тому же он любил им пользоваться, когда писал стихи.

Никто в гостинице какое-то время не обращал особого внимания на позднего гостя. Даже когда хозяин и еще один-два человека догадались, кто это, — согласились: может быть, есть какая-то особая причина, что главнокомандующий Объединенного флота в такое время приехал на их остров инкогнито, — и решили держать язык за зубами. Кто-то, зайдя к нему в номер, чтобы приветствовать, обнаружил его сидящим в молчании перед Чийоко за игрой в цветочные карты.

А утром 26 ноября ударная группа под командованием Нагумо подняла якоря и отчалила от сборного пункта в Эторофу. Когда носы кораблей стали медленно разрезать волны и показались якоря, покрытые илом со дна бухты Хитокаппу, офицеры и матросы на кораблях наверняка с волнением думали, что, возможно, в последний раз видят японскую землю.

Ударная группа, состоявшая из тридцати одного корабля, выстроилась в «кольцо», растянувшись так, что в итоге дистанция между передним и задним судами составила около 50 миль. 1 декабря, на шестой день после отплытия из бухты Хитокапту, на пути к Гавайям, ударная группа пересекла Международную линию. В два часа в тот же день в Императорском дворце в Токио состоялась заключительная конференция; на ней присутствовали весь кабинет Тодзио, президент Тайного совета Хара, начальник морского генерального штаба Нагано и начальник генерального штаба сухопутных войск Сугийяма. Тодзио Хидеки руководил церемонией и изложил свое видение проблемы как премьер-министр. Нагано Осами, представляющий оперативный персонал армии и флота, сделал обзор плана операций. Президент Тайного совета Хара задал ряд вопросов, на которые отвечали правительство и генеральный штаб. Таким образом было принято официальное решение объявить войну Соединенным Штатам, Британии и Голландии. Сам император во время заседания хранил молчание.

В тот же день Ямамото получил телеграмму из морского министерства с вызовом в Токио и, оставив свой флагман на якоре в Хасидзимаво, во Внутреннем море, сел на поезд, идущий в Токио через Ивакуни. На следующий день он зашел в морское министерство для обсуждения некоторых вопросов. Закончив дела, заглянул к начальнику бюро статистики Такеи Даисуке. Такеи несколько раз слышал, как Ямамото заявлял, что начинать войну, которую невозможно выиграть, — безумие; сам он держался того же мнения и спросил Ямамото:

— Ну и что вы собираетесь сейчас делать?

— Закрой дверь! — попросил Ямамото и, когда они остались одни, продолжал: — Учитывая, насколько я против этой войны, я, честно говоря, должен подать в отставку, но это просто невозможно. Единственное, что мы сейчас можем предпринять, — это рассеять на юге Тихого океана как можно больше субмарин: пусть противник окажется внутри роя шершней. Когда шершни сильно жужжат, даже такие крупные животные, как лошади и коровы, начинают тревожиться. Американское общественное мнение, всегда отличалось способностью быстро меняться, так что остается одна надежда — заставить их как можно скорее почувствовать, что бесполезно бороться с роем смертельных жал.