(9) Возвратившись из Сирии на Самоc с огромной прибылью и неисчислимым богатством,16 Мнемарх воздвиг святилище Аполлону, назвав святилище Пифийским, сыну же дал самое разнообразное и достойное воспитание, обучая его в одном случае у Креофила17, в другом — у Ферекида Сиросского18, в третьем — передавая и препоручая его почти всем выдающимся в богослужении людям, так что и в божественных предметах тот, насколько возможно, был достаточно сведущ. Из людей, о красоте которых когда-либо рассказывали, он имел, когда рос, самый прекрасный облик и был осчастливлен божественным достоинством, (10) со смертью же отца его стали превозносить как самого величавого и благоразумного, и, будучи еще совсем юным, он удостаивался всяческого почтения и уважения даже со стороны старших, а при встречах и беседах он привлекал к себе внимание всех и, кто бы ни взглянул на него, всем он казался удивительным, так что многие справедливо утвердились во мнении, что он — сын бога. Он же, приобретая силу и от такой репутации, и от воспитания, начатого сызмальства, и от природного богоподобия, еще более стремился быть достойным этих преимуществ и еще более упорядочивал себя богопочитанием, учеными занятиями, особым образом жизни, спокойствием души и сдержанностью телодвижений, отчего и говорил и делал он все безмятежно и с какой-то неподражаемой кротостью,не поддаваясь ни гневу, ни смеху, ни зависти, ни спору, ни какому-либо волнению или спешке, словно некий добрый демон явился на Самоc.19 (11) Поэтому, когда он еще был эфебом, великая слава о нем дошла до Милета к Фалесу и до Приены — к Бианту, которые считались мудрецами,20 распространилась по окрестным городам, и множество людей, восхваляя повсюду самосского юношу, прозвище которого "длинноволосый" превратилось уже в поговорку, обожествляли и прославляли его. Как только возникла тирания Поликрата21, Пифагор в возрасте приблизительно восемнадцати лет, предвидя, к чему она приведет и что это будет служить препятствием его цели и любви к знаниям, к которым он стремился более всего, ночью, тайно от всех, с Гермодамантом, прозвище которого было "Креофилей", потому что он, как говорили, был потомком Креофила22, гостеприимна поэта Гомера, сделавшегося, как кажется, любимцем и учителем всех людей, переправился с этим Гермодамантом в Милет к Ферекиду, Анаксимандру-физику23 и Фалесу (12) и, пробыв у каждого из них некоторое время, пообщался с ними так, что все они его полюбили, дивились его природной одаренности и сделали соучастником своих бесед. Фалес принял его ласково и, подивившись его несходству с молодыми людьми, которое было очень велико и превосходило уже ходившую о Пифагоре молву, передал ему, сколько мог, знаний и, сетуя на старость и слабость здоровья, побудил его плыть в Египет и общаться в Мемфисе и Диосполе24 более всего со жрецами: у них-де и получит он то, что сделает его мудрым в глазах большинства людей. Он сказал, что сам он не обладает ни от природы, ни в результате выучки столькими достоинствами, какие видятся ему в Пифагоре; так что будет лучше всего, если тот, вступив в общение с прославленными жрецами, сделается наиболее близким к богу и самым мудрым из людей.

(13) Итак, получив от Фалеса ряд других полезных советов и в том числе совет дорожить временем и ради этого воздерживаться от питья вина и мясоедения и прежде всего избегать переедания, быть умеренным в употреблении слишком приятных на вкус и изысканных блюд, и приобретя от этого короткий сон и бодрость, незамутненность души, безукоризненное здоровье и крепость тела, Пифагор отплыл в Сидон, узнав, что этот город — его отечество по рождению25, и верно полагая, что оттуда ему легче будет перебраться в Египет. (14) Именно в Сидоне сошелся он с потомками физиолога и прорицателя Моха26 и другими финикийскими верховными жрецами и принял посвящение во все мистерии, совершаемые главным образом в Библе и Тире и во многих местах Сирии,27 претерпевая все это не ради суеверия, как может показаться кому-нибудь с первого взгляда, но гораздо более из любви и стремления к созерцанию и из опасения, как бы что-нибудь достойное изучения в божественных таинствах или обрядах не укрылось от него. Узнав также, что здесь живут в некотором роде переселенцы и потомки египетских жрецов, и надеясь поэтому участвовать в прекрасных, более близких к богам и не подвергшихся изменениям мистериях в Египте, довольный советом своего учителя Фалеса, Пифагор без промедления переправился туда с помощью каких-то египетских моряков, причаливших очень кстати к берегу близ финикийской горы Кармел28, где он много раз уединялся в храме. Они приняли его охотно, надеясь воспользоваться его цветущим возрастом и продать в рабство за большую цену, (15) однако впоследствии во время плавания, так как он вел себя сдержанно, с достоинством и последовательно и обращался с ними по-дружески, они стали относиться к нему лучше и увидели в совершенном облике юноши нечто большее, чем свойственно человеческой природе, припомнив, что, когда они причалили, он тотчас появился перед ними, сойдя с вершины горы Кармел (а они знали, что среди других гор эта гора считается наиболее священной и для большинства неприступна), и, шествуя спокойно и беззаботно, не задерживаясь ни на какой-нибудь круто обрывающейся, ни на какой-нибудь стоящей препятствием на пути скале, остановившись возле корабля, спросил только: "Вы плывете в Египет?" Когда они ответили утвердительно, он взошел на корабль и молча сел там, где менее всего мог мешать корабельщикам, (16) и в продолжение всего плавания оставался в одном и том же положении две ночи и три дня, не притрагиваясь к пище и питью и не засыпая, если не считать случая, когда он неприметно для всех, все так же сидя и находясь в состоянии безмятежного ожидания, на короткое время заснул, и при этом корабль постоянно двигался, вопреки ожиданию, прямым курсом и удачно для самих корабельщиков, словно на нем был некий бог.29 Сопоставив все эти обстоятельства и убедившись, что с ними из Сирии в Египет действительно плывет божественный демон, они проделали оставшуюся часть пути в величайшем благоговении, выражая себя более приличными, чем у них заведено, словами и поступками в отношении друг к другу и к нему вплоть до счастливейшего для них и в продолжение всего плавания безбурного прибытия судна на египетский берег. (17) Там, когда Пифагор сходил с корабля, все они, с благоговением поддерживая его под руки и передавая друг другу, усадили его на самый чистый песок и без особых приготовлений соорудили перед ним некое подобие жертвенника, выбрав из груза, словно некие первины, лучшие из плодов, и, положив их на жертвенник, направили затем корабль в то самое место, куда и лежал их путь. Он же, ослабев телом от такого длительного воздержания, не противился ни тогда, когда моряки сводили его с корабля, ни тогда, когда они, поддерживая, вели его под руки, ни тогда, когда они оставили его, и не стал долго отказываться от разложенных перед ним плодов, но, отведав их с пользой и подкрепив силы, направился в близлежащие селенья, сохраняя все тот же подобающий и безмятежный вид.

(18) Вслед за тем он стал обходить все храмы с величайшим усердием и тщанием, вызывая удивление и симпатию у жрецов и прорицателей, с которыми имел дело, и обстоятельно выведывал обо всем, не пропуская ни рассказов, самих по себе примечательных, ни людей, известных своим знанием, ни обрядов, где-либо почитаемых; не оставлял без посещения и памятные места, но, приходя, надеялся узнать в них что-нибудь новое. Благодаря этому он посетил всех жрецов, получая от каждого что-нибудь полезное соответственно степени мудрости каждого.30 (19) Двадцать два года провел он в Египте в его святынях, занимаясь наблюдением звездного неба,31 геометрией и постигая не урывками и не поверхностно все таинства богов, пока, взятый в плен воинами Камбиса32, не был уведен в Вавилон. Там он охотно общался с магами33, отвечавшими ему вниманием, и, научившись у них самому главному в их учении, и овладев в совершенстве наукой о природе богов, и окончательно освоив, кроме того, науку о числах, музыку и другие предметы, и проведя таким образом еще двенадцать лет, вернулся на Самоc в возрасте приблизительно пятидесяти шести лет.

(20) Узнанный некоторыми из людей старшего поколения и вызвав не меньшее, чем прежде, удивление (ибо он показался им еще более прекрасным, мудрым и еще более достойным называться богом), после того как отечество всенародно призвало его приносить всем [согражданам] пользу и передавать свое умственное достояние, он, не противясь, старался обучать с помощью символов, избрав способ, совершенно схожий с тем, по которому обучали в Египте его самого, хотя самосцы с трудом воспринимали такой способ обучения и не усвоили его с пониманием и так, как должно.34 (21) Так как никто не посещал его занятия и не стремился добросовестно к знаниям, которые он всяческим образом пытался привить эллинам, то он, не презирая и не принижая Самоc, потому что это была его родина, и всей душой желая, чтобы соотечественники почувствовали привлекательность наук если и не по доброй воле, то хотя бы благодаря придуманному им методу, наблюдая, как один юноша, любящий гимнастику и телесные упражнения, играет в мяч с природным изяществом и грацией, и узнав, что он к тому же из бедной и нуждающейся семьи, решил, что его легко удастся привлечь к знаниям, если предоставить ему в изобилии средства пропитания и избавить от забот о них. После того как юноша совершил омовение, Пифагор, вступив с ним в разговор, пообещал ему достаточное количество пропитания для поддержания телесных сил и свою постоянную заботу о нем, если тот воспримет от него за короткий срок, без труда и без перерыва в учении, не обременяя себя сразу всем обилием, некоторые знания, приобретенные им у варваров еще во времена его молодости, а теперь утрачиваемые из-за старости и забывчивости. (22) Когда юноша дал согласие в надежде на помощь необходимыми средствами пропитания, он сделал попытку обучить его числам и геометрии35, рисуя на абаке36 изображение каждой отдельной линии и объясняя всю фигуру, образующую чертеж, выплачивая юноше в награду за труды каждый раз по три обола. (23) Когда же юноша, ведомый размеренным путем, уже начал ощущать пользу от этих занятий, радость и успех, мудрец, понимая происходящее и то, что ученик его теперь добровольно не уйдет и не прекратит учение, даже испытав любые невзгоды, стал притворно ссылаться на свою бедность и недостаток денег. (24) Когда же тот сказал: "Но я и без них могу учиться и усваивать уроки", он добавил к своим словам:

"Но я даже для себя самого не имею необходимых средств. Поэтому нужно сделать перерыв, чтобы обеспечить нас ежедневным пропитанием, да и нехорошо забывать о еде ради счетной доски и другой бесполезной работы". Юноша, которого трудно было оторвать от привычных занятий, сказал: "Я тебе в будущем все это доставлю и каким-нибудь образом отплачу заботой".37 (25) И с той поры он так был увлечен занятиями, что единственный из всех самосцев занимался с Пифагором, будучи его соименником и сыном Эратокла. От него сохранились письменные рекомендации по умащению38 и предписания атлетам того времени есть мясо вместо сушенных смокв. Эти предписания неверно относят к Пифагору, сыну Мнемарха.39

Говорят, что в это время Пифагор вызвал удивление на Делосе, побывав у жертвенника Аполлона-Родителя, который называют "Бескровным"40, и совершив там богослужение, отчего и получил способность прорицания до конца жизни. Он также побывал на Крите и в Спарте с целью изучения законов.41 Приобретя сведения обо всех этих законах и изучив их, он обратился, вернувшись на родину, к отыскиванию забытых [местных]. (26) И сперва обустроил место для обсуждений, называемое еще и поныне "Пифагоровым полукругом", в котором самосцы обсуждают теперь общественные дела, полагая, что о прекрасном, справедливом и полезном надлежит совещаться в том месте, которое обустроил человек, заботившийся обо всех этих вещах. (27) За городом же Пифагор устроил себе в пещере жилище для философствования, в котором проводил много дней и ночей и исследовал все полезное в науках, придумав все это таким же образом, как и Минос, сын Зевса42. И впоследствии он настолько превосходил подвизавшихся в его учении, что те, достигнув незначительных успехов в умозрении, мнили о себе очень высоко, Пифагор же в совершенстве овладел наукой о небесных явлениях и подкрепил ее всеми необходимыми арифметическими и геометрическими расчетами.

(28) Однако деяния, совершенные им впоследствии, вызывают еще большее удивление. Ибо когда философия уже достигла большого распространения и он стал предметом удивления всей Эллады, а лучшие и наиболее преуспевшие в философии люди приезжали на Самос и желали приобщиться к его учению, его же самого сограждане принуждали участвовать во всех посольствах и общественных мероприятиях, он, видя, как тяжело, повинуясь законам отечества, заниматься одновременно философией и что вследствие этого все прежние философы прожили жизнь на чужбине43, обдумав все это наедине с собой и отойдя от общественных дел, уехал по этой причине, но, как говорят некоторые, из-за отвращения к невежеству тогдашних жителей Самоса, в Италию, считая своим отечеством страну, где есть множество легко поддающихся обучению людей.44 (29) Поначалу он жил в прославленном городе Кротоне, имея много последователей (рассказывают, что при нем было шестьсот человек, побужденных им не только к занятиям философией, которой он обучал, но и, как говорят, приобщившихся к образу жизни, который он предписывал вести; (30) эти последние были философами, а многие просто слушателями, и поэтому их называют "акусматики"45, так что на одной только самой первой и общедоступной беседе, которую, как говорят, он провел сразу после приезда в Италию, присутствовало более двух тысяч человек, и воздействие Пифагора на них было столь сильным, что они уже не ушли домой, но вместе с женами и детьми построили некий огромный "дом совместного слушания" (оцккоеТоу), и сами организовали общину в той местности, которую все называют Великой Грецией46, и, приняв от Пифагора законы и предписания, никогда не преступали их, словно это были божественные установления. Все сообщество пребывало в единодушии, торжественно прославляемое и считающееся в глазах окружающих счастливым. Имущество, как было сказано, они сделали общим и вслед за тем причислили Пифагора к богам как некоего благого и человеколюбивейшего демона47, одни называя его Пифийцем, другие — Аполлоном из страны гиперборейцев48, третьи — Пеаном49, четвертые — одним из населяющих Луну демонов50, пятые — одним из Олимпийских богов, говоря, что он явился в человеческом образе для пользы и исправления жизни смертного рода, чтобы благосклонно одарить смертную природу спасительной искрой счастия и любомудрия, и большее благо, чем то, которое было даровано богами через Пифагора, не являлось и не явится когда-либо.51 Поэтому еще и теперь широко известна поговорка о длинноволосом самосце. (31) И Аристотель в своем сочинении о пифагорейской философии52 рассказывает, что в глубокой тайне у них соблюдалось такое разделение: есть три вида разумных существ — бог, человек и существо, подобное Пифагору. И они с полным доверием воспринимали то, что он говорил им о богах, демонах и героях53, о космосе и всевозможных видах движения небесных сфер и светил, о заграждениях одних другими, о затмениях, об отклонениях от правильного движения, об эксцентриситетах и эпициклах54, обо всем, что входит в миропорядок, о небе и земле и о творениях, находящихся между ними, видимых и невидимых. И в них возникало некое правильное и соответствующее истинно сущему миру представление, никоим образом не противоречащее ничему тому, что является зрению или постигается мыслью, уроки же и теоретические положения и вся наука в целом поистине открывали душе глаза и действовали очищающе на ослепленный другими занятиями ум.55 Подобное знание передавалось эллинам Пифагором, чтобы они могли осмыслить истоки и начала подлинно целого56. (32) Гражданское устройство общины было наилучшим, соблюдались единодушие и принцип "у друзей все общее", служение богам и почитание умерших, повиновение законам и воспитание, молчаливость и непричинение вреда другим живым существам, воздержание, благоразумие, проницательность, набожность и другие добродетели, одним словом, все это для тех, кто жаждал учения, Пифагор сделал желанным и достойным стремления. Итак, справедливо они из-за всего того, о чем я сейчас говорил, почитали Пифагора столь высоко.

(33) После этого нужно рассказать о том, как он прибыл в Италию и какие люди встретились ему первыми, что за речи были им произнесены и на какие темы, и к кому они были обращены. Ведь так нам легче было бы усвоить содержание его бесед и то, как он проводил их в эту пору своей жизни. Говорят, что, прибыв в Италию и увидев, что города, одни — в течение многих лет, другие — недавно, находятся в рабстве друг у друга, он приучил их через своих слушателей, уроженцев этих городов, к свободомыслию, вернул им прежнее устройство и сделал свободными: Кротон, Сибарис, Катану, Регий, Гимеру, Акрагант, Тавромений57 и некоторые другие, дав им законы через Харонда из Катаны и Залевка-локрийца58, благодаря чему эти города обрели надолго прекраснейшее законодательство и сделались для соседей предметом подражания. Рассказывают, что он совсем устранил смуту, разногласия и даже просто разномыслие не только среди знати и ее потомков на много поколений, но и вообще из всех городов Италии и Сицилии, как внутри них самих, так и в их отношениях между собой.59 Ибо постоянно произносил он всюду, обращался ли ко многим или к немногим слушателям, изречение, подобное увещевательному оракулу Аполлона, своего рода экстракт, вобравший самое ценное, что было в его мыслях: "Любым способом следует избегать и , отсекать огнем, железом и всеми другими средствами от тела — болезнь, от души — невежество, от желудка — излишество, от города — смуту, от дома — разномыслие, от всего в целом — неумеренность". Этим изречением он заботливо напоминал о самых лучших основоположениях. (35) Таков был в то время общий характер его жизни в словах и в поступках.