Шрифт:
– Понравилось, говоришь? – прошипел сумеречник ему на ухо, прочерчивая клыками на его коже дорожки, царапая и слизывая выступающие капли темной крови, мерцающие в отблесках костра. – Нравится, да? Нравится зверь во мне?
– Нравится, нравится… – быстро зашептал Рован, с трудом совладав с желанием вывернуться и заехать по наглой физиономии зарвавшегося эльфа, так властно заявляющего на него свои права.
«Клыки… клыки… убейте меня…» – отстраненно подумал он, на миг представив, что будет, если друид сейчас примет свою вторую ипостась, и нервно сглотнул, отгоняя непрошеные мысли. Призрак волчьей пасти, смыкающейся на его шее, ясно отпечатался в сознании.
Не в силах больше сдерживаться, Аш впился в вену вампира, жадно глотая приторную влагу, незаметно для себя погружаясь в видение, смешивая его с реальностью, не осознавая, что есть, а что было. Солнечные блики в изумруде глаз… Ярко-васильковый взгляд… Непослушные пшеничные вихры, пахнущие медом… Светлые шелковистые пряди, ласкающие пальцы… Горячее хрупкое тело, прильнувшее, трепетное… Сильное, смуглое, рвущееся навстречу, острые клыки… Жар страсти, тихий стон… Сдавленный рык, кровавый ритуал…
«Не приручай к своему вкусу, не позволяй привыкнуть», – мысли вампира путались, переплетались, не давая возможности связно ответить. Жажда, ставшая еще невыносимее, затмевала разум, застилала глаза красной дымкой. Так сладко, так хочется большего.
«Не приручать? А ты мне запрети. Что сейчас осталось в тебе твоего? Мои слова, мои мысли, мои желания – всё это в тебе, в твоей голове, в твоей душе, если она у тебя есть. Моя кровь струится по твоим венам. Если так хочешь – разорви эту связь, отдели себя от меня. Теперь, когда я позволил, когда сам всё тебе дал. Давай, сбеги прямо сейчас, через секунду будет поздно. Или мне показалось, что ты просишь еще?» – Аш наслаждался происходящим, это было что-то невозможное, что-то за гранью понимания.
Воздух в пещере раскалился; казалось, он светится не только отблесками костра, но и жаром двух тел – сплетенных воедино, впиваясь беспощадно, разрывая зубами друг друга. В алых бликах огня выгибалась спина вампира, извивающегося в хватке Аша, а тот стискивал кольцо рук так, словно хотел пригвоздить Рована навечно, приковать к себе. Заставить помнить даже на краю света, что есть такое дикое, такое невозможное наслаждение.
Стоны, вскрики, рычание, сбивчивое тяжелое дыхание. Ощущение грозового облака, пронизанного молниями, – и этим нужно дышать. Необходимо. Чтобы не задохнуться от запаха крови, смешавшегося с запахом желания. Неукротимая жажда. Обладание. Одержимость. Неважно. Когда и чьи клыки впиваются в шею – неважно. Рвать, перекатываясь по каменному полу. Объятья, царапины, укусы. Сойти с ума, не помнить себя, не знать – зачем. Объединяться, разделяя на двоих, становиться единым целым, неделимым.
Крупная дрожь, сотрясающая тело. Хриплый вздох сквозь глухие стоны. Острые осколки разлетающегося сознания больно ранят, но только слаще, только пьянее от этой боли. Не чувствовать себя. Только его. Терпкий медовый яд экстаза, разливающийся по венам, заменяя кровь. Дикая кровавая эйфория.
«Ты всё еще хочешь сбежать?» – последняя мысль перед тем, как раствориться в наслаждении, сквозь срывающийся крик.
– Я сбегу, – хрипло произнес Рован, внезапно с силой отталкивая от себя эльфа и быстро поднимаясь на ноги.
Ровно пройти по скользкому полу, не выдавая дрожи от нервного напряжения, не оборачиваться, не смотреть. Ни на него, ни под ноги, не дышать.
Раскаленный воздух взрывал грудь. Если бы Аш мог раствориться в нем, то сделал бы это. Стать дыханием того, другого… кого? Вдох. Выдох. Просто вот так, одним воздухом. Больно. Невозможно притягательно. Гореть. Дальше. Больше. Не отпускать, не разрывать обжигающую цепь, сковавшую воедино. Желать снова и снова. Полного обладания. Абсолютной власти.
Нет, не нужна была сумеречнику покорность, не нужно послушание, но вот такой бунтарский взгляд. Аш помнил его. Вызов. Когда это случилось? В какой миг? Он не знал, да и не хотел знать. Просто ощущал себя невероятно живым. Неразрывным с другим существом. Просто быть. С ним. Здесь и сейчас. Синие или зеленые? Изумрудные или васильковые?
– Кто тебя отпустит?
Рука схватила вампира за запястье. Рывок на себя. Сомкнувшееся кольцо рук. Удержать. Рован молчал.
– Просто лежи так. И не дергайся.
Он отпустит. Потом. Не сейчас. А сейчас просто вот так, держа в объятьях, касаясь губами виска, чувствуя тяжесть тела на своем. Не отпускать. Потом пожалеет. Сумеречник точно знал, что пожалеет. О том, что удержал. О том, что позволил себе показать себя настоящего. Не сдерживаться, не щадить, отдать весь свой огонь, разделить неделимое. Позволить хоть ненадолго, но стать частью себя. И упиваться этим единением, тонуть в хмельном наслаждении. Желать, так неудержимо, дико желать. Раскаленной лавой прогоняя кровь по венам. Просто стиснуть зубы и не отпускать. Не сейчас. Только не сейчас. Дробиться на части, споря с самим собой. Не мысли, чувства. Если бы вампир мог заглянуть, то увидел бы настоящий ад, творящийся в душе эльфа. И испугался бы увиденного.