Тако оттаптывали пол и вытоптали пол земли. И невесть сколько тянуться оной ярмарке, кабы доверенные заячьи не вызвали нас в гостиницу, где мы заслушали его обет продлить вокруг земного шара беготню, пока не обрящет отправной точки. Сим возьмет заяц верх над хитростью ежной и выдадут ему награду. А мы, было, ведь забыли, что дело в тризне, не в свадьбе, человечество сыто богом словом и притчей о убогом, словом, нетерпеливо ждет конца. Но очнулись переписчицы, работницы плавят свинец, шьют крупный парус, запиликали газетчики покупайте заключительное действие при благосклонном зайца. И попрежнему глотали грамотеи.

А заяц преобразился. Строг, ясен, он мерил скачками неиспробованной быстроты и равновеликими покинутое поле, куда заутра воротился выигравшим наверняка, и горел над ним... нимб веры. Она стелила мягко стезю и верующий не выл, что лапы в крови от щебня, рубила чащу и будто не хлестали ветви по морде, жрала тучи и якобы погода, обрывы притворялись пологими и безмятежной вода. Красила вера жизнь розовой и гнала верного... с верного пути. Несчастный, не мыслил приголубленный заяц, что загублен.

Не думали и мы. Но пришло судейское решенье, что если он и доскачет, то незачем. Тотчас же предваряли вершители общественное мненье, что мало окружить мир. Истинно, кажет пушной силу богаче здорово ежей, быть, в иных условьях, его воскресенью победой. Но тут зайцу пропишут, вы, всетаки, проиграли, молодой человек, вы же прыгали не в ту сторону. И рухнет заяц.

Оттоле смятенье в писацком кругу. Невыносимая потеха знать что каламбур обманчив и догмой смерть зреть, верит втуне, не в прок мышцы тужит зверь... и не пужит его взгляд. Кое кто собирался предупредить куцаго о судебном указе. Лучше мол сдаться. Но не подохнет ли сразу, не довершив труда, скакун от горечи, что вера обманула его. Пусть уж продолжает, помолчим.

И метет зайца к гибели. Еще недолго возможем свидетельствовать о его глупом подвиге. Спешу, и, покамест заячий рок не вычерпан, сажусь барабанить. Но, когда Вы, Вера Шухаева, изведаете четки... и четкие страницы, недужная борьба уже иссякнет.

окончено 8/XI/23

Читано Вере в cafe du Port-Royal.

отзыв: трудно, но понятно со второго раза

Я не люблю вещей понятных сразу.

Эквилибристка.

Швея возвышается среди вороха перьев нанизанных на стулья и столы отточенной залы. Несет она в пальцах перьях перья птицы мешает их выбирая то то то другое и прилаживает радугой. Сыплет радугу наперекор и в углубленья и зала освещается огнем и дымом. Всползают напротив к потолку цепи из перьев и исчезают за потолком и новые цепи частятся до толе. Так вышивает она перьями воздух, шьет и вышивает преображенное сегодня на подушках и изумленных лицах и вокруг.

И вокруг среди толп отступающих к стенам и уходящих в стены ставших совсем плоскими кружится желанье остановиться остановить прасать доколе зеленый не станет прямым золотом и уничтожит в лицах этот поток перьев готовых обезвредить мечты и пыл швеи.

Это была кукла из глины темнокоричневой, но выкрашенной белилами и выкрашенной плохо, так что сквозь белила проглядывал коричневый грунт. Она поддавалась внияниям всем и всех, но когда казалось все было сделано то все становилось таким же прозрачным, как белила и выступало что-то ускользавшее до сих пор ото всех и с чем ничего нельзя было поделать. Ее дела заставляли всех мешаться в ее дела и все ее делами руководили, но все шло по своему и все труды пропадали и все шло не так, как хотела швея, а как швея делала. И когда она говорила за тем, что она говорила проступал коричневый грунт других смыслов и никогда нельзя было понять, что она говорит и о чем она говорит и выходило, что ее тон положительный становится вопросительным, а вопросительный отрицательным и наоборот в пустяки и так себе. А когда она писала, то писала, чтобы оставались белые промежутки между строк.

Так и в работе ее было не то, что все видели и все знали, что это не то что они видят, что есть другое, чего они не видят и что рассыпется от одного их взгляда как только они это увидят. Но все преследовали эту недотрогу наоборот и вовсе и ничего подобного и гнались за открытиями, чтобы всякий раз убеждаться, что за открытиями могут идти говорят открытия и вышний волочек сворачивает в золоте ее пятую новь. Поэтому вокруг швеи в зале усыпанной перьями толпилось столько любопытных и любопытствующих и следящих за ее пальцами, похожими на перья.

Над одним этажом возвышался другой этаж и шум улиц обступивших дом швеи влезал во все окна и выпадал из других. И в горести за столами сидели авоки и плюхасты худые и раздобревшие и пальцы их имитировали движенья заказанные им швеей. И для того чтобы приладить доску к доске и жесть к жести нужно было не столько подобострастных готовых и усидчивых наполнявших весь дом стуканьем вприпрыжку где с лестниц валились сугробы всякого навыворот и скатывались на столы, чтобы быть пойманными этими руками цепкими и улетучиться в гвоздях и обоймах и льет олово из кружевных корзинок где никогда взор испуганный светлый ход и рука швеи.