На дороге лежала опрокинутая арба. Человек, прислонившись к ней, спал с раскрытым ртом. Ворот у спящего был расстегнут. Сложив руки на груди, он сладко храпел. Лицо его было безмятежно, словно он никогда не знал забот. Мягкий свет луны освещал его лицо. «Как сладко спит, счастливец!» — подумал Арзакан.

И сердце его сжалось от тоски, — так захотелось ему такого же невозмутимого сна!

Юноша присел на край арбы. Кругом раскинулись луга. Вдали сверкал Ингур, лаская лунную ночь сонным всплеском волн. Лунный столб над водой напомнил Арзакану белое здание Тбилисского университета.

Воображение его разыгралось.

Вот Арзакан Звамбая — знаменитый ученый… Он поднимается по широким ступеням огромного белого здания. Почтительно кланяется ему молодежь, с уважением смотрит на его заслуженные седины. Арзакан всходит на кафедру. Сотни любознательных и любопытных взоров обращены на него в ожидании: что нового скажет маститый ученый Арзакан Звамбая? В газетах помещают его портреты, о нем пишут как о неутомимом борце с колхидской малярией.

…Все ослепительнее, все ярче свет луны. Там, за Сатанджийской крепостью, на голубых горах вздымаются белые башни облаков. Но разве это облака? Они похожи на громадные мраморные бастионы. Вздымленные к самому небу, они как бы олицетворяют безудержные, непокорные мечты юноши.

Все ярче свет луны, все оглушительнее переливчатые трели лягушек. Новые и новые хоры принимают участие в ночном состязании. «Крр… крр… крр…» — перекликаются лягушки из засад в ивняке и из ольховых чащ.

«Пора!» — подумал Арзакан и, пересекши наискось луг, поднялся на маленький холмик. Отсюда как на ладони усадьба Шервашидзе, белеющая в лунном свете. Издали доносится шум реки. В темном старом дубняке одиноко плачет сова.

«Окна ее комнаты выходят в сторону дубняка. С той же стороны и фруктовый сад», — прикидывал в уме Арзакан.

Как знать, не сидит ли Тараш в комнате у Тамар?

Или, быть может, они играют на рояле в четыре руки? Локти и плечи их соприкасаются. Быть может, щеки Тамар пылают от прикосновения щеки Тараша…

Едкой горечью наполнилось сердце Арзакана.

Он перелез через изгородь, оплетенную терновником.

Хруст сухих сучьев нарушает мирную тишину.

Арзакан с трудом продирается сквозь заросли шиповника, сквозь спутанную вьющуюся зелень.

Он не может найти тропинку. Ослепительный лунный свет, заливающий траву, стер вытоптанную людьми дорожку. Кругом колючие ветви, перевитые плющом и хмелем. В лунном сиянии они кажутся такими призрачными. Но стоит их задеть, как клейкие почки и шипы цепляются за платье, царапают лицо, застревают в папахе.

Ветка уколола Арзакана в щеку. Он почувствовал на лице теплую липкую влагу. Яблони, груши, вишневые деревья не шелохнутся. Высоко над молчаливым садом застыла луна.

Каждое деревцо, каждый, куст оделся в серебро. В серебро закованы акации, растущие за плетнем. Арзакан вдыхает их аромат. Все объято сладкой дремой, Только сова кличет откуда-то издалека да сердце Арзакана бушует от ревности.

В ажурной листве мелькнуло освещенное окно. Электрический свет узорит ветви деревьев.

Арзакан вздрогнул: это окно Тамар.

Как заснуть ему в эту ночь, не узнав, одна ли она?

Если бы знать, где остановился Тараш, пошел бы к нему, справился бы — дома ли?

Затаив дыхание Арзакан бесшумно шагал по теням, раскинувшимся перед домом.

Под окном Тамар росла яблоня, оснеженная густым цветом. Обхватив дерево, Арзакан полез на него, как, бывало, лазил в детстве. Тихо потрескивала сухая кора, чешуйками осыпаясь ему на грудь. Ноги в мягких сапогах скользнули по стволу. С трудом поднялся до развилины, ступил на большую ветку, наклонившуюся к самому окну. Ветка закачалась под тяжестью его тела. Закружились белыми хлопьями лепестки цветов, падая ему на лицо.

Благоуханием и радостью наполнилось сердце Арзакана. Ошеломленный, смотрел он на Тамар, как если бы видел ее впервые. Не сон ли это?

Тамар в легком халатике сидела у столика. Подперев руками виски, девушка читала. Брови слегка сдвинуты, на щеках тень от длинных ресниц. Сердце Арзакана затрепетало от счастья. Восторженная благодарность наполняла его. Тамар была одна в эту позднюю пору! Тараша не было с ней!

Жадным взором впился юноша в склонившуюся над книгой головку.

Ни одна подробность не осталась незамеченной: светлая полоска пробора в волосах цвета меди, длинные темные ресницы, чуть припухлые губы.

Тамар закрыла книгу, медленно встала, выпрямилась и пристально посмотрела на яблоню. Арзакан вздрогнул и всем телом приник к стволу, хотя из освещенной комнаты нельзя было видеть его, находящегося в темноте.

Девушка потянулась, сплела пальцы и, подняв руки, заложила их за голову… Постояла с закрытыми глазами. На стену легла тень от ее стройной фигуры. Потом она отошла от окна, распустила косы и, взяв белый широкий гребень, принялась их расчесывать, лениво и заботливо, словно ласкала каждый волосок.