Шрифт:
— И для рабочих построим. Непременно!
— Тогда ладно. А то как-то неловко занимать такой особняк…
Лиза стала расспрашивать его, двойной ли сделали пол, хорошо ли проконопачены пазы в стенах, чем засыпают потолок — песком или опилками. Степан Артемьевич удивился такой ее осведомленности.
— Все сделаем как положено, — успокоил он жену.
Потом он решил, что надо поближе познакомить Лизу с рабочими совхоза.
— Я давно не был в твоей библиотеке, — признался он. — Сколько у тебя читателей?
— Двести тридцать один.
— Маловато. И ты, значит, сидишь и ждешь, когда они к тебе придут?
— Не мне же идти к ним.
— А если в дальних деревнях люди работают допоздна, им некогда заглянуть в библиотеку? Хочешь, по субботам я буду давать тебе свою машину?
— Зачем, Степа?
— Ты берешь в библиотеке книги, на газике едешь в отдаленную бригаду, раздаешь их там рабочим, а потом через недельку или две приезжаешь с другими книгами для обмена. Ведь просто? Можешь подключить к этому делу и комсомол, Возьми Фиму, нормировщицу, или кадровичку Клаву. Они часто бывают в бригадах, по пути и книги раздадут.
— Признаться, такое мне и в голову не приходило. Пожалуй, пока я буду ездить сама.
— Вот и хорошо. Пока сама, а потом поручим кому-либо. Заодно ближе познакомишься с людьми. Они очень интересные.
— Такие, как сельповский Крючок или этот, ну… которого недавно судили. Спицын, что ли?
— Таких немного. Коллектив у нас дружный.
Лиза довольно охотно последовала совету мужа.
В очередное воскресенье Степан Артемьевич с женой поехал по ягоды. Сергей привез их к опушке сухого и чистого сосняка, обласканного утренним августовским солнцем. Было свежо, с трав на полусонную с ночи землю стекала роса. В хвое сосен шумел ветер. На опушке в мелколесье щебетали птицы.
— Тут и соловьи есть? — спросила Лиза.
— Нет. Это — певчий дрозд, — ответил Сергей. — Соловей — птица теплых краев.
Лиза тихо шла по траве, искала ягоды.
— Рано ищете, — заметил Сергей. — Еще не пришли на место.
Сквозь подрост выбрались на небольшую гладкую полянку, усыпанную пунцово-красной брусникой. Спелая, вкусная, она тяжелыми крупными кистями лежала на кочках. Лиза пришла в восторг:
— Ой, сколько брусники!
Набрав по корзине, они стали выходить из леса. Лиза все любовалась высокими соснами. Ей нравилось ступать по опавшим иголкам, которые похрустывали под ногами, прислушиваться к пению птиц.
Уже в машине она спросила:
— Степа, почему ты раньше не возил меня в лес? Такая прелесть!
— Ты не изъявляла желания. Да и мне все было некогда. — Он положил руку на ее теплое и мягкое плечо. — Теперь будем ездить или лучше ходить по возможности чаще.
Дома за обедом Лиза все посматривала на него, а потом сказала поощрительно:
— Ты теперь вырос в моих глазах, Лисицын! Стал бо-о-ольшим психологом.
— В каком смысле?
— В том смысле, что наловчился руководить не только механизаторами и доярками, но и управлять собственной женой.
— Ты так думаешь? — нерешительно спросил он, не зная, принимать ли это всерьез.
— Признайся, ты прежде считал меня неуправляемой? — Лиза весело, заразительно рассмеялась, сверкая необыкновенно живыми, влажными глазами, и он любовался ею, более того — был прямо-таки без ума от нее.
А она меж тем продолжала:
— Ловко меня обрабатываешь: коттедж, машина для поездок в народ… Потом эта прогулка в лес за ягодами. Росистые травы, пенье дрозда… Ты гений, Степа!
— Я рад, что ты входишь во вкус сельской жизни.
— А все-таки, — она потупилась, погасила улыбку. — Нельзя ли нам оставить за собой квартиру в городе? На случай отступления.
— Отступления не будет, — твердо ответил он. — Впрочем, можно и похлопотать. Только что это тебе даст? Ведь если бы довелось жить и работать в городе, нам бы дали хорошее жилье. Какой смысл держать за собой эту квартирешку?
Лиза долго молчала, видимо хорошенько обдумывая все это.
— Здесь неплохо, — наконец сказала она с явным огорчением. — Но ты не способен понять, что мне надо, чем я жила прежде. Я совсем прекратила научную работу. А ведь так важно собирать нужный материал, обдумывать его, находить зерна истины и, если хочешь, открывать не открытое другими! Без такой каждодневной работы нормальная жизнь невозможна…
Степан Артемьевич озадаченно молчал, не зная, что сказать на этот раз. Он невольно вспомнил главного инженера Челпанова, который тогда сетовал: «Образованная жена, синий чулок, для нашего брата чистая погибель».
В мрачноватом юморке Челпанова была, как ему казалось теперь, доля истины.
— Видимо, придется тебя время от времени отпускать в город рыться в архивах и книгохранилищах, — сказал Степан Артемьевич жене.
— Время от времени? Это все, что ты мог предложить?
— Пока — да, — ответил он уныло.