В алом, с золотыми разводами халате, в азиятской, шитой бисером мурмолке – был олицетвореньем здоровья и красоты. От него пахло свежестью реки, купаньем. Б. Б. вспомнил влажное мохнатое полотенце, брошенное на перила веранды. Да и халат, кажется, накинут не на белье, а на голое крепкое тело с нежным речным загаром.

– Купались, если не ошибаюсь? – осведомился Б. Б.

– И тебе советую сейчас, перед обедом.

– Как – перед обедом? – удивился Б. Б. – Да ведь всего первый час…

– А мы, знаешь, по-деревенски. С солнышком подымаемся. Вот, прошу…

Обняв, повел гостя на веранду.

– Сюда, вниз по лестнице, в конце сада калитка… во-он видишь – купальня. Но в час, без опозданья – к столу! Адье! Да! – словно вспомнив что-то, захохотал вдогонку. – Смотри, моншер, осторожней: в реке – крокодил!

– Какой крокодил? – оторопел Б. Б.

Но голос хозяина слышался уже где-то в глубине дома:

– Клементьич! – звал. – Кле-мен-тьич! Опять рыбкам корму не задал… Ах, бестия! Ах, лежебока!

Два бронзовых гения, несущие светочи, венчали белые каменные башенки садовых ворот. Длинная лестница четырьмя уступами спускалась вниз, к зеленому лугу. Под полуденным солнцем река сверкала многочисленными старицами и заливами. Шустрые лодочки чернели. Медленным, добродушным чудищем плыл плот; тонкой синей струйкой костерок на нем дымился; мужик-кашевар кого-то невидимого крыл сиплым матерком. Гуси у воды топтались, щелкая клювами, шарили в илистом берегу, бормотали вполголоса, как бы осуждающе: ах, мужик! Ах, матерщинник!

Тут был дощатый мосток, в конце которого, кокетливая, белела вышка с площадкой для обозренья, приглашала взойти на нее, посидеть на деревянном диванчике, предаться мечтам и размышленьям. Или того лучше: прыгнуть в искрящуюся серебряными пятачками синюю воду, ахнуть от восторга, шумно заплыть на середину, озоруя, вскарабкаться на склизкие бревна плота…

Нет, что вы! Б. Б. не отважился бы на подобное. Первое – что он и плавать-то не умел, а второе: коренной петербуржец, всю жизнь ужасно боялся простуды. И наконец, что за шутка с крокодилом? Да и шутка ли? В этом фантастическом уголке все возможно. Карла в феске, чертов пеликан, зубастая пасть Гаргантюа… (Вспомнил! Вот именно, старая книжка с картинками Гюстава Доре…) «Замашки литературного критика»! А ведь больно тяпнула уродина… Почему бы и крокодилу не обитать в воронежских владениях господина Дурова?! Вон мумию фараонову показывал, тоже ведь египетская, с берегов Нила…

Нагнувшись, опасливо заглянул под доски мостка: стайка мальков промелькнула в бутылочно-зеленой глубине, окурок медленно проплыл, мохнатые кустики водорослей слабо, сонно шевелились у черной сваи…

Крокодил отсутствовал.

– Уронили что-нибудь? – участливый голос послышался откуда-то сверху, как бы с лазоревых небес.

Б. Б. вздрогнул. На верхней площадке вышки, облокотясь на решетчатые перильца, стоял вполне приличный господин в белом полотняном картузике, в легком чесучовом кительке, с любезной, но строгой физиономией, каким-то странным, непонятным образом выдававшей в нем человека военного, военную косточку.

Что ни говорите, Б. Б. все-таки был литератором.

– Нет, ничего, благодарствуйте, – сказал он.

– Конечно, впервые в нашем городе, – не вопрошая, а утверждая, произнес военный.

– Вы угадали, – поклонился Б. Б.

– Несомненно приехали осмотреть чудеса нашего бесподобного Анатолия Леонидыча?

– Какой вы, однако, провидец! – улыбнулся Б. Б.

– Ничего особенного, помилуйте… Не вы первый, не вы последний.

Военный спустился с вышки, представился: подполковник в отставке Иван Дмитрич Грецков, домовладелец.

– Со своей стороны позвольте узнать, с кем имею честь?

И когда узнал, восхитился, молодцевато пристукнул каблуками мягких шевровых сапог, на кои с просторным напуском ниспадали синие шаровары с кантом.

Кант был малиновый.

– Читывали, наслаждались, – сказал с приятным оттенком в прокуренном голосе. – Увлекательно пишете, бойкое перо.

Б. Б. расцвел.

– Лестно слышать. В глуши, в медвежьем, так сказать, углу… Впрочем, пардон! Красота здешней природы возмещает, так сказать…

– Ничего-с, – успокоил Иван Дмитрич. – Глуховато действительно. Зато вода у нас, знаете ли, прелестная, по мягкости, говорят, даже невскую превосходит… Искупаться не желаете ли?

Б. Б. решительно отказался. Однако, как бы с легкой усмешкой, осторожно спросил про крокодила.

– Ах, и это уже вам известно! – рассмеялся Иван Дмитрич. – Тут, видите ли, такая история…

Но в это время к мосткам просеменил давешний карла и со всевозможной вежливостью напомнил столичному гостю о времени обеда.

– Да вы сами расспросите Анатолия Леонидыча об этой мистификации, – прощаясь, сказал Иван Дмитрич. – Очень рад был с вами познакомиться, не смею задерживать…

Впоследствии он любил разглагольствовать о встрече со знаменитым литератором.

Кое-что привирая, конечно.

Пока приезжий обедает, позвольте представить вам Ивана Дмитрича, с которым нам не раз еще придется встретиться в дальнейшем. Собственно, отчасти вы уже успели узнать о нем: отставной подполковник, домовладелец, военная косточка. Но главное, однако, не в этом, главное в том, во-первых, что собственный, в шесть окошек дом его находился на той же Мало-Садовой, по соседству с дуровским, не более как в двух минутах неспешной ходьбы; и, во-вторых, что автору этой книги он доводился крестным отцом.