Зулин вздрогнул, моргнул и снова стал похож на себя. Он засуетился, принес одеяло, начал бестолково совать ошалевшей Иефе флягу. Полуэльфка брыкалась, отпихивая его руки, и в панике пыталась отползти. Стив почувствовал, что звереет, вырвал у Зулина флягу, отшвырнул ее подальше и снова встряхнул барда, да так, что челюсти клацнули громко и неприятно. Иефа ойкнула и затихла.

– А теперь объясни, если можешь, что произошло, – устало сказал Ааронн и пристально посмотрел на барда.

– Они взяли след, – хрипло сказала Иефа и зябко передернула плечами. – Но даже если бы не взяли, я знаю, куда мы должны идти. Как раз туда, куда идти совсем не надо.

– Что за бред? – строго спросил Зулин. – Иефа, ты уверена, что уже пришла в себя?

– Плохая вода, – пробормотала полуэльфка и подняла на планара перепуганные глаза. – И я теперь боюсь спать.

Зулин промолчал, а про себя подумал, что более провальной операции еще не видел. Конечно, чего ожидать от партии, которая состоит сплошь из неудачников, дураков и сумасшедших… Он уже почти додумал эту печальную мысль до конца, когда с северо-востока ветер донес заунывный вой вышедшей на охоту волчьей стаи. Ааронн вскочил на ноги.

– Они взяли след, – сказал он дрогнувшим голосом и повторил почти шепотом: – Они взяли след.

Болото было серым и жадным. Оно хватало за ноги и тянуло вниз, внутрь себя, боролось изо всех сил и, в конце концов, отпускало с хлюпающим вздохом разочарования, а потом снова хватало. Дождь лил почти сутки, и казалось, что небо намертво пришито к земле холодными мокрыми нитками, и не будет этому тоскливому вышиванию конца, а только одна сплошная беспросветная середина. И становилось яснее ясного, что лето – это сущие выдумки, что август – пусть и его последние дни – всего лишь нелепое сочетание звуков, а существуют на самом деле только этот дождь, пронизывающая сырость, струйки, текущие за ворот и жадное серое болото под ногами. Иефу, трясущуюся под мокрым плащом, преследовало ощущение, что кто-то все время половинит ее жизнь на "до" и "после", причем половинит не очень умело. Путешествие до памятного рассвета с волками казалось теперь барду абрикосовым пудингом с розочками из сливочного крема. Солнце, ленивые свары со Стивом, нелепые тренировки в четыре часа утра… Все это было так давно, так невероятно давно… Целых два дня назад.

Новая жизнь началась под заунывную песню волчьей стаи и понеслась стремительно. С натугой вытаскивая ноги из чавкающей жижи, Иефа шалела от мыслей и проносящихся мимо событий. Вот Ааронн остервенело собирает пожитки и мчится, ни слова не сказав, через лес, согнувшись почти пополам, и полуэльфке все время кажется, что сейчас он покроется серой шерстью и опустится на четыре лапы, чтобы легче было нюхать землю. Иефа бежит за ним, а где-то далеко за спиной пыхтит и чертыхается Стив, ругается Зулин, и только одна мысль пугает и дразнит – как бы не упустить, вот уже Стив выдохся и бережет дыхание; в кустах мелькает черная шкура Зверя, который явно наслаждается гонкой и думать забыл про своего хозяина; Зулин на бегу пытается призвать всех к порядку и выяснить, что происходит, но вот замолчал и он, а Иефа все бежит, бежит…

Солнце тоже бежит где-то над головой, но так и не успевает как следует взойти – и его затягивает, затягивает, затягивает серое болото туч, и весь мир превращается в болото, и к вечеру оказывается, что они уже не бегут, а бредут, пошатываясь, по этой бесконечной чертовой топи, и все вокруг серое, даже Ааронн посерел лицом, ссутулился и, кажется, чего-то боится. А к ночи начинается дождь, и появляются волки. Они мелькают неслышно то тут, то там, все ближе и ближе, кажется, стягивают кольцо, но Иефа так устала, что ей уже не страшно. Зулин нервничает и шарахается, Стив поминутно хватается за топор, но все это как-то вяло, бессмысленно, и полуэльфка даже знает – почему.

Ааронн уводит партию в сторону, находит относительно сухой пятачок под скрюченной ивой, солнце садится, и Зулин разражается грандиозной истерикой. Он сжимает кулаки, выпихивает из-под плаща мокрого Зверя и кричит, что никогда не видел таких бездарей и неудачников. Что задание провалено, и можно теперь вообще не возвращаться в Бристоль, потому что они – никто, потому что… Он еще что-то такое говорит – гневное и обличающее – и Стив начинает возражать, и ссора разгорается, а Иефа выходит под дождь и, собрав последние силы, приказывает себе встряхнуться, потому что за спиной топчется нетерпеливо этот ужасный сон – стоит только закрыть глаза…

В темноте светятся волчьи глаза, шуршит дождь, и ругаются сопартийцы. В полуэльфке из последних сил поднимает голову бард и робко говорит, что надо бы проверить лютню – не прохудился ли чехол, не отсырела ли… Иефа криво усмехается и садится на замшелую кочку. Сидеть мокро, холодно и грязно. Иефа ежится, кутается плащ, баюкает свой страх и почти засыпает, когда красный от злости Стив молча хватает ее в охапку и относит к костру. Все угрюмо молчат, а Иефа уже спит, и снова, снова, снова…

– Иефа, смотри под ноги.

– Что? А… Да. Спасибо, Стив.

– Надо же, благодарности сподобился.

– Да пошел ты…

– Вот, вот! Это то, о чем я вчера говорил! Партия, в которой все между собой грызутся, нежизнеспособна!

– Зулин, ты иди туда же.

– Ага, ты для полного комплекта еще и Ааронна пошли!

– Как скажешь. Ааронн…

– Иефа, я уже все понял.

"Дождь льет за шиворот. Действительно, партия нежизнеспособна. Слово-то какое казенное. Нахватался Зулин протоколизмов, интересно, только, где. Интересно, откуда он вообще такой взялся, что он за существо. Интересно, где пропадали Натан и Ааронн, кто их так здорово отделал. Интересно также, что произошло со Стивом, и кто, в конце концов, следил за нами в Бристоле. Слишком много совпадений. Интересно, почему Ааронн играет молчаливого рыцаря. Интересно, что у Стива в мешке. Интересно, наконец, что же все-таки украли из гильдии: если что-то важное, то почему не собрали команду крепких вояк, а если пустяковину, то к чему такая спешка. И что за странный срок – две недели? Почему именно две? Почему не три или не полторы? И самый главный вопрос: зачем я во все это ввязалась? Это болото никогда не закончится, зато еда закончилась еще вчера. Ааронн потерял след, и никакие волки тут уже не помогут – слишком много воды кругом. И сны. Никогда раньше мне не снилось столько кошмарных снов. Самое страшное в них то, что они абсолютно реальны – в этом даже Зулин не сомневается, я же вижу, хоть и окрестил меня мнительной истеричкой. Туда, куда мы идем, идти нельзя. Я чувствую, нет, я просто знаю, всем своим нутром знаю! Черт возьми, куда мы лезем…"