Степанов Евгений Викторович
Шрифт:
Мать Пашки меня за это любила. Как-то раз принесла нам утром молока в избу.
— Евгений Викторов, Наталь Иванна, попейте, парное. Только что надоила. Такого в городе небось не пили.
Мы долго отказывались. Но родительница уговорила.
Иногда я не выдерживал учительских нагрузок. Срывался. Проверял как-то домашние задания у ребят — то Снегирев здорово мне вредил, то Уйменов… Мешали, мешали, мешали работать. И мое терпение лопнуло. Я вызвал Сережку из класса в коридор. Поставил озорника к стене. И, памятуя о своем спортивном прошлом, мощно ударил по ней кулаком. Известка осыпалась. Совсем немножко, правда, но осыпалась. Да простит мне это завхоз.
Мы вернулись в класс с шалуном. Больше у меня к нему замечаний не было.
…Мы приехали на выходные в райцентр, к теще, заночевали у нее.
…Спали с Наташей тихо и безмятежно.
Вдруг послышался стук в дверь. Я вскочил с постели и побежал в прихожую. «Кто там?» — крикнул я дрожащим голосом. Молчание. «Кто там?» — повторил я. «Открой!» — наконец ответил четкий и скрипучий старушечий голос. Как бы загипнотизированный уверенным тоном, я открыл дверь, но, увидев страшную, сгорбленную, со впадинообразными глазами старуху, тут же захлопнул. Я испугался.
— Это, наверное, нищая, — подумал я.
Я вернулся в спальню и сказал Наташе: «Иди подай нищенке копеек двадцать». Наташа не хотела расставаться с теплой кроваткой. Она хотела спать. В это время стук повторился. Удары стали еще более сильными. Затем старуха начала скрестись в дверь.
Я хотел было подняться и опять побежать в коридор, но не смог. Страх как бы парализовал тело, и я несколько минут лежал не в силах шелохнуться.
А старуха стучала и скреблась. Я собрался с духом и побежал к двери. Там я закричал: «Что вам нужно?! Уходите! Или я позвоню в милицию!».
Бабка продолжала свое занятие. Затем она проговорила своим скрипучим голосом: «Открой! У меня там вещи: платье, платок — все, что осталось. И не спала я всю ночь, замерзла».
— Странная бабка. Не наводчица ли? — потихоньку приходя в себя, подумал я. И позвонил в милицию. Блюститель порядка явно был не расположен к ночной беседе. Он сказал, что не станет разбираться из-за какой-то старухи, и бросил трубку.
А старуха стучала и стучала. Я опять позвонил в милицию и откровенно признался, что мне страшно. Милиционер прорычал в ответ, что сейчас придет и заберет не бабку, а меня самого.
— За что же меня?
— Чтоб спать не мешал! — невозмутимо отрезал страж порядка и опять положил трубку.
За стеной на лестничной площадке тем временем послышался разговор. Это сосед дядя Боря вышел на шум и, закурив, заговорил с бабкой.
— Что вы стучитесь, бабуля?
— Я за вещами своими!
— А-а, понятно.
— Холодно, — сказала бабка, съеживаясь от мороза, и явно просясь в дом переночевать.
— Холодно, — бойко и по-английски невозмутимо ответил дядя Боря. В его ответе был отчетливо слышен категорический отказ пустить старушку переночевать.
— Холодно, — опять взмолилась бабка.
— Холодно, — парировал сосед спокойным тоном.
Диалог, состоящий из одного слова «холодно», продолжался весьма долго.
А потом старушка куда-то исчезла. И в провинциальном советском подъезде стало тихо.
Утром мы опять поехали на работу в школу.
В автобусе Наташа, утонченная женщина, сказала:
— Хочется жить без потрясений, я очень устала от них, но как это сделать, когда любая встреча с кем бы то ни было — уже потрясение.
Я — мужчина не утонченный, но насколько моя жена права.
Через полгода преподавательской деятельности я также стал вести странный предмет под названием «Этика и психология семейной жизни».
После второго занятия, на перемене, Рита Васильчикова, которая оказалась не только смышленой, но и весьма раскрепощенной девушкой, подошла ко мне и спросила:
— Евгений Викторович, когда встретимся на сеновале?
Я стал ее отчитывать. Она убежала.
…Занимаясь с пятиклассниками, я пытался развить их способности. Памятуя о директоре Павшинской средней школы Василии Ивановиче Сухомлинском, стал давать задания детям на вечерних занятиях писать сказки. Результаты превзошли все мои ожидания. Сказки оказались очень интересные. Паша Тайганов написал такую.
«Пошел мальчик Вову на речку, закинул невод и поймал щуку. Щука взмолилась: „Отпусти меня, добрый молодец, я выполню любое твое желание“. Мальчик Вова отпустил щуку, она уплыла, а желания никакого не выполнила. И мальчик Вова горько заплакал. Больше он никаким щукам не верил».
Я отослал сказки Паши Тайганова в районную газету «Трудная новь». Их там напечатали. Радости у детей было очень много! А Пашку все стали называть писателем.
Еще мы учились писать стихи, занимались необычными литературными играми — сочиняли палиндромы, заумные детские считалки.