"Но с тем же остервенением”, – добавила Венька.

Все стало на свои места. Все стало так ясно, что из всех татуировок я выбрала бы для себя одну-единственную – черную вдову. Самку паука, которая убивает оплодотворившего ее самца: соитие, как прелюдия смерти, последний предсмертный ритуал – очнись, Ева, разве ты забыла, зачем приехала сюда? Нимотси в луже крови, Венька со сломанными, легкими, как у птицы, костями…

Нет, я не забыла.

Я обыскала карманы джинсов Власа – ничего, кроме смятых купюр, по-детски рассованных во все карманы; черная вдова так черная вдова, я согласна на эту роль. Но решиться было проще всего, я приехала сюда с этим подспудным решением. Гораздо труднее выполнить – не подушкой же душить это спящее безмятежное лицо, да и сил у тебя не хватит. Так, предаваясь ленивым, полусонным мыслям об убийстве, я осмотрела всю квартиру. На кухне не было ничего особенного – пустые жестянки из-под круп, застоявшийся пельменный бульон в кастрюле, палка сервелата и хлеб в холодильнике – временное пристанище, приют странников. На столе, в хлебных крошках, валялась связка ключей. Ну, да, видимо, Влас бросил их прямо на стол, когда открывал шампанское.

Еще не зная зачем, я взяла ключи и вернулась в комнату.

Видимо, лавры всех шести жен Синей Бороды не давали мне покоя – я решила разобраться с закрытой дверью, как будто именно за ней меня ждали ответы на все мои вопросы.

…К замку подошел только третий ключ из связки – предпоследний. Еще раз воровато оглянувшись на спящего Власа, я толкнула дверь в комнату, нашарила рукой выключатель и включила свет.

Длинный стол, фотоувеличитель, ленты негативов, проявленные пленки, висящие на веревке, как белье.

…Вся стена над столом была увешана фотографиями одного и того же человека: седеющий папик с благообразной физиономией бывшего партийного работника и чиновничьим пробором в волосах. Он был вполне профессионально снят в разных ракурсах: крупный план, общий план, средний план. Выходящий из подъезда, выходящий из казенного учреждения с угрожающей вывеской “Городская администрация”, выходящий из машины, выходящий из казино. Одна малоприятная телохранительская рожа на заднем плане, две телохранительских рожи… Фотолетопись фиксировала жизнь этого неизвестного мне крутого папика довольно подробно: папик на какой-то выставке, папик за столиком в ресторане, папик на крыльце особняка, папик и два поджарых добермана, куда более симпатичных, чем его телохранители. Вперемешку с фотографиями на стене висели листки бумаги с цифрами, названиями улиц, четко обозначенным временем; подробный план какого-то здания очевидно, графический срез резиденции папика…

"Серьезный парнишка”, – немедленно оценил мастерство Власа Иван.

"И как хватает атмосферу на вшивых снимках, – восхитился Нимотси, напрочь позабыв, что отрекся от меня. – Мне бы такого оператора при жизни, я бы из него соорудил Свена Нюквиста наших дней!"

"И ни одной женщины рядом, – вздохнула Венька, – совсем не романтично…"

Я внимательно рассматривала фотографии – их смысл был мне вполне ясен, его понял бы любой. Папик на фотографиях был очередным обложенным флажками матерым волком. Это тебе не жалкие московские киношники-сосунки с пролетарской окраины, здесь нужна была более тщательная подготовка. Нужно только найти подтверждение этой тщательной подготовки. Я еще раз внимательно осмотрела комнату и почти сразу же получила подтверждение своей догадке: под стол был задвинут “дипломат” средней руки с чуть облупившимися краями и спортивная сумка. Оставив “дипломат” на сладкое, я расстегнула “молнию” на сумке.

Что и требовалось доказать!

В ней были патроны, россыпью валяющиеся на дне, и два пистолета, экзотика – никогда в жизни я не видела оружия так близко. Один, поменьше, тут же соблазнительно скользнул в мою ладонь; второй, побольше, был устрашающе-киношного вида. Несколько деталей повергли меня в глубокую задумчивость, и лишь спустя минуту я сообразила, что это те самые глушители, которыми пугают своих детей перед сном профессиональные наемные убийцы. Прикинув, что к чему, я взяла один из глушителей и навинтила на дуло понравившегося мне пистолета, изящной игрушки, как раз для дамской сумочки из крокодиловой кожи.

Очень эффектно выглядит.

Теперь очередь была за “дипломатом”; он, при всей своей неказистости, был снабжен кодовым замком. Я не стала ломать голову над комбинацией цифр – я принесла из кухни нож и просто вскрыла его.

Внутри оказалась разобранная винтовка с оптическим прицелом. В отличие от непрезентабельной внешности, внутренности “дипломата” были отлично приспособлены для оружия, и гнезда для хранения отдельных деталей выглядели весьма внушительно. Отличная штука, Влас, она выдает тебя с головой. Тебя и твой маленький, но прибыльный бизнес.

Не знаю, сколько я просидела перед раскрытым “дипломатом” – вид оружия вернул меня в прошлое, в котором я оставила все. Поглаживая холодную сталь, я думала о Нимотси, но не о мертвом, нет, – его зачитанные до дыр дешевые детективы, его вечные ботинки, его отчаянное желание спастись; я думала о Веньке, которой так хотелось покорить город, в конечном итоге убивший ее. Они были единственно близкими мне людьми, моей семьей, моим правом на будущее, в них я спасалась от одиночества, а потом пришел кто-то, чтобы вот так, походя, отнять их…

Мои голоса молчали, они ждали выбора – моего выбора. Так и есть, это будет только мой выбор. Испуганная тихая Мышь мало годилась на роль мстительницы, но Ева могла с ней справиться. Я не могла уехать на белом пароходике в новую жизнь, хотя бы частично не заплатив по счетам. Фарик куда меньше заслуживал смерти, чем этот парень, но ты его убила. Для этого не понадобилось даже оружия, все было мгновенным и нестрашным. А теперь, когда у тебя под рукой целый арсенал, убей подонка, вполне заслуживающего смерть.