Байрон–Бэй — к югу от Брисбена, к северу от Сиднея, к востоку от всего на свете за исключением Лос–Анджелеса — городишко, угнездившийся между роскошнейшими пляжами и потряснейшими джунглями. Репутация утверждала, что место это — целебное. Байрон–Бэй почитает тебе по Таро, поучит танцу живота, полечит кристаллами, покажет йогу, разберет тебя по косточкам на «мастер–классах», погрузит в бассейны, промониторит ауру, промассирует ткани, потрогает на здоровье, покажет китов, познакомит с дельфинами, поиграет музыки в пабах, пригласит на рейвы и даст полежать голышом на пляжах. Байрон–Бэй предоставит тебе своих дантистов–натуропатов и холистов–хиропрактиков. Байрон–Бэй воткнет одуванчиков тебе в латтэ, гуарану в коктейль и любой наркотик в руку. Только попроси.

— Грибочки есть? — вот что попросил Джейк.

На часах было около десяти утра. Банда свалила с Золотого берега после сейшена в «Игротеке» и прибыла в Байрон посреди ночи. Рехнуться, как не знаю. Они отправились прямиком на пляж, прыгнули в океан, а потом уснули на песке. Настало утро, они выползли на главную улицу и позавтракали в кафе «У Ринго».

Джейк и Бэби как раз прогуливались по главной улице направлением к пляжу, когда Джейк решил, что пора поинвестировать в местную экономику.

Джейк и Бэби вписались в Байрон–Бэй точнее некуда. Байрон в некоторых смыслах не слишком отличался от Ньютауна, только тут поменьше народу носило обувь и водилось побольше серферов. У каждого второго в Байроне имелись дреды и цветные волосы, а у некоторых даже кожа отсвечивала разными оттенками. В Байроне — неприрученном раю — круглый год проходил космический съезд. В Байроне скопилось больше свалявшихся волос, чем на складе викторианской мебели, больше колец в носах, чем на дюжине скотоводческих ферм. Хотя немногие из здешних дикарей опускались так низко, чтобы наниматься на оплачиваемую работу, некоторые управляли совершенно мобильными и не очень невыгодными коммерческими концернами. Джейк вступил в переговоры с одним таким предпринимателем — молодым человеком со спутанными светлыми волосами и наркотической улыбкой.

Пока они обсуждали систему мер и весов, Бэби огляделась и встретилась взглядом с яркими и сияющими глазенками одной юной дикарки с огромными розовыми дредами, зелеными искорками на щеках и в ансамбле, состоявшем, похоже, из единственной крохотной тряпицы лилового цвета и множества ленточек и колокольчиков. На сгибе руки дикарка несла корзинку — туда помещались болезная гроздь винограда, бланк пособия по безработице, некрупная бутылка и большая коллекция блесток и бусин.

— Ты чем пользуешься, старина? — выдохнула юная дикарка в пароксизме восторга. Со всеми своими колокольчиками звучала она положительно по–нефонски.

— Пользуюсь? — У Бэби не сложилось ни малейшего понятия касательно того, что собеседница имеет в виду.

— Для кожи, старина. Для кожи. Чтоб такой зеленой была?

— Это естественное, — рассмеялась Бэби, коснувшись щеки.

— У нас все естественно, — ответила юная дикарка, осчастливленная подобным ответом. Она неизменно была счастлива. — Мы все тут дети природы. Антенны твои мне тоже нравятся. Идешь на вечеринку полнолуния сегодня в «Эпицентр»? — «Эпицентром» была старая бойня на пляже, которая теперь служила кармически беспокойным, но в иных отношениях, очевидно, счастливым домом йогам, художникам, дикарям, хипейным кутюрье, земным богиням и прочим обитателям закраин цивилизации. Там имелись кафе, галерея и проводились лучшие танцевальные вечеринки в городе.

— Вечеринка полнолуния?

— Ну. Приходи — и вольешься во вселенскую семью. А вот тебе цветочная эссенция, чтобы подготовиться получше. Высунь язык.

Бэби высунула. Язык был бирюзов.

— Ох чувак. Ты такая четкая. — Дикаретка вытащила из корзинки бутылку и отмерила дозу из нескольких капель жидкости. Бэби незамедлительно пронаблюдала, как в небесах развертывается узор из яркоокрашенных маков. Когда маки поблекли, дикарка уже исчезла, а Джейк пялился на Бэби в изумлении.

Они двинулись к пляжу. Мимо пропыхтел фургончик с девятыми валами, нарисованными на дверцах, и штабелем серферских досок на крыше; орало стерео.

— Вон Ляси поехала, — сказала Бэби, заметив среди ирокезов и дредов две дерзкие антенны. Близнецы и Генри уехали в Нимбин нарыть себе того, что предлагало это драное горное селеньице + шмоточный базар. Пупсик же чпокнула себе доску и отправилась с ней к Проливу, где прибой любезно накатывал на берег идеальными трубами, по которым ей было удобнее кататься.

Байрон творил с людьми смешные штуки. В этот момент он творил нечто настолько смешное с Джейком, что тот протянул мосол и взял Бэби за руку. На одну идеальную секунду они вместе поднялись в воздух и рука об руку проплыли над улицей. Они посмотрели на океан, где, кувыркаясь, что–то праздновали стада дельфинов. Затем очень нежно соскользнули на землю. Джейк решился сообщить Бэби, что любит ее. Он падет на колени прямо здесь, перед пиццерией «Земля–и–Море», и сделает это. Я люблю тебя, Бэби.

Он посмотрел на нее и открыл рот. Давай. Ты можешь, Джейк. Он откашлялся.

— Бэби.

— Да, землянчик?

Черт! Не желает выходить, хоть тресни.

— Попробуй вот этих, — вместо этого сказал он. — Космические лепешки. — Вот, попробовал. Честно–честно.

— Ты как думаешь, можно принять слишком много наркотиков, Джейк?

— Не–а. Ну да. Вообще–то зависит от времени.

Они дошли до Главного пляжа и теперь по камням спускались к песку.

— В смысле — от времени? — спросила она. — Вроде как: приму это, подожду час, приму то?