Бэби просто влюбилась в свои маргаритки. Они представляли собой все самое красивое во всей–ленной. А вся–ленная — такое красивое место. Маргаритки ей улыбались. И она все улыбалась, улыбалась и улыбалась в ответ.

ДЗЫНЬ! Весь паб залило светом ослепительнее солнечного и мягче лунного. Воздух вдруг пропитался ароматом разогретой солнцем кожи и липкого риса с манго. Слух всех присутствующих наполнился бренчаньем небесных арф и скрипок, на которые, само собой, накладывался гитарный лязг убойных ходов и аккордов и совершенно адский вокал. То работала старая добрая инопланетная магия.

— Ты, ТЫ — КРЫСОТКА! — ослом заржал Крысеныш. Он шагнул к Пупсику и нежно сгреб ее в объятья; остальные ретиво зааплодировали, а пьяные глазки их налились добродушием и дружелюбием.

— Ох, вле–э, — нахмурилась Пупсик, отталкивая его с видом крайнего омерзения. — Это ты зря, Бэби. Мне только–только стало весело.

Бэби моргнула:

— Прошу прощения? Что зря?

И тут в паб, спотыкаясь и хлопая крыльями, ввалились Торкиль и Тристрам. Они театрально стонали и стенали. На них были темные очки, оба держались за животы. Из–под их одинаковых маек «Я [СЕРДЕЧКО] Тину Арену» [140] выпирали какие–то странные остроугольные формы.

— Ё! — пискнул Торкиль.

— Новые пидорки, — одобрительно заметил Крысеныш. — Очень приятно вас тут видеть. С вами тут как бы не так сильно мачо разит, а? Добро пожаловать, ребята, — расцвел он. — Мы в этом пабе уважаем разнообразие.

— Э, спасибо, — неуверенно ответил Торкиль. Он глянул на Джейка, чтобы тот помог ему расшифровать этот новый и неожиданный знак в огромном постмодернистском ландшафте жизни. Но друг его был слишком занят, восхищаясь сами–знаете–кем, и призыва о помощи не заметил. Ляси разочарованно соскочила с бара.

— Что творится? — скрипнул Тристрам.

Ляси в совершенстве овладела системой коммуникации филонов, поэтому в ответ лишь пожала плечами и скривила иронически губу.

— Справедливо, — ответил Тристрам.

Но Пупсику все они уже приподнадоели.

— Так мы проверяем звук или как? — рявкнула она. И, выдвинувшись к фургону, принялась выгружать технику.

— Что у вас под майками? — Пока они таскали, Джейку наконец удалось оторвать взгляд от Бэби.

— Кристаллы. — Торкиль нахмурился.

— Кристаллы?

— В Нимбине мы такой чумой догнались. Не уверен даже, как в Байрон вернулись, знаю только, что с час назад высадились на пляже, ощущая себя комками шерсти, которые срыгнула очень крупная киска. Паскудство, как не знаю. И вот мы детоксуемся, и тут Тристрам вспомнил про вывеску, где обещают лечение кристаллами. Поэтому мы набрали кристаллов и монтажной лентой все ими обклеились. — Он задрал майку и показал Джейку.

— И помогает?

— Да не очень, — ответил Тристрам.

— Может, им время надо, чтоб подействовало.

— На это и надеемся.

— А где Генри? — Близнецы в унисон скривились.

— Тут. — Это еще что такое? Все заозирались, стараясь понять, откуда раздается тишайший голосок. — Да тут я. — Генри стоял на четвереньках в дверях, напоминая собой такое, что бродячая собака не стала бы даже рассматривать в меню на ужин.

— Ох мамочка, — сказал Джейк.

— Со мной все будет в порядке, — сказал Генри. — Мне только нужен панадол.

После саунд–чека близнецы отправились добывать себе и Генри легальных средств — самого же звукача они оставили приходить в себя у сцены, в темных очках и c чехлом для переноски барабана на голове. Ляси и Пупсик ушли по Джонсон–стрит искать авторемонтную мастерскую: после маленькой драмы в пабе у них лишь разгорелся аппетит.

— А ты чем хочешь заняться? — Джейку настоятельно требовался совет Бэби. До начала выступления у них еще оставалось время.

— Да не знаю, — ответила та. — Денек нам выдался дай боже. Было бы неплохо остаться тут и поиграть в бильярд. — Она сунула монетку в щель и начала расставлять шары. Бэби пристрастилась к пулу. По совету Джейка некоторые удары она запарывала нарочно, чтобы не сильно пугать других сушек.

Джейк дошел до дверей, прищурился на солнечный свет, вернул на лицо очки и возвратился к Бэби в боковую комнату.

— Да, наверно, лучше никуда не выходить, — сказал он. — Я так прикидываю, запросто можно переборщить с жизнью на природе. Солнечный свет несколько переоценивают. Что скажешь?

— Абсолютно, — согласилась она, вешая треугольник на зеленый абажур лампы над столом и натирая мелом кий. — Сама я предпочитаю свет белых карликов. Чертовски мягче и романтичнее.

Господи, как же ему нравится эта девчонка.