В 1641 году более удачливый Сезар также скомпрометировал себя, и ему пришлось бежать в Англию. Никто не сожалел о его отсутствии, ибо Сезара не любили и не уважали. Это был мерзкий человек, обладавший постыдными пристрастиями и поступавший как трус, говорили о нем. Но его боялись, ибо он был страшен в гневе, зол и хитер.

К счастью, его старший сын Франсуа, герцог де Бофор, не был похож на отца. Красивый, отважный, ловкий в обращении с оружием (лучший стрелок из пистолета во всей Франции), он подражал Генриху IV, и народ Парижа буквально боготворил его.

Возможно, из Бофора вышел бы неплохой король, но только при одном условии: никогда не открывать рот! Ибо стоило ему заговорить, как очарование немедленно пропадало, и все, кто его слышал, начинали украдкой хихикать. Не получивший достойного воспитания, никогда не имея ни наставника, ни учителя, Бофор не умел внятно излагать свои мысли и изъяснялся только на парижском арго, единственном языке, освоенном им в военных лагерях и в обществе окружавших его в детстве слуг.

Говорили, что ни он, ни его брат не умеют даже читать!

Но Бофор не обращал внимания на насмешки. Для народа он хотел занять место господина Графа — знаменитого графа де Суассона [38] — последнего, по словам аббата де Реца, героя, так некстати погибшего в то время, когда он пытался похитить власть у Людовика XIII, встав в прошлом году во главе испанского войска!

Внук короля, Бофор оказался хорошим военачальником: в 1640 году он, как никто иной, способствовал победе под Аррасом. С присущим ему самомнением он постоянно твердил, что в этой битве Энгиен сыграл всего лишь второстепенную роль. Так что если возвращение Бофора — дело дней, то вполне можно ожидать, что он займет первое место подле короля.

И таким образом приблизится к трону.

Подобные мысли рождались у всех, кто сейчас слушал Джустиниани.

Побледнев, Энгиен решительно развернулся на каблуках и пошел прочь; за ним последовала его сестра.

Поведение принца не ускользнуло от Фронсака. У него тоже были весомые причины опасаться возвращения Вандомов, и он стал еще внимательнее слушать посла.

— Да, монсеньор Мазарини возвысился, но возвысился и дю Нуайе! Этот шаркун-иезуит, как его прозвали, снискал такую сильную любовь короля, что тот без него не садится за работу! Похоже, именно дю Нуайе станет премьер-министром де-факто. И надо сказать, его усиленно поддерживает исповедник короля и королевы: отец Венсан! — Венецианец насмешливо улыбнулся. — Но такое положение раздражает господина де Шавиньи… однако нисколько не волнует монсеньора Мазарини, весьма высоко отозвавшегося о талантах дю Нуайе. Вы, полагаю, понимаете, в чем тут дело?

— А что Принц? — спросил кто-то.

Луи обернулся, желая увидеть задавшего вопрос; им оказался аббат де Ла Ривьер, советник брата короля.

Джустиниани поморщился, опасаясь сказать неприятное могущественному аббату:

— Король не слишком доволен поведением брата…

Жюли отлучилась на минутку; вернувшись, она вновь завладела вниманием Луи, и он не услышал окончания беседы.

— Маркиза желает нас видеть, — прошептала ему на ухо невеста, — и полагаю, она хочет представить тебя кому-то из своих друзей.

Луи последовал за возлюбленной.

Из Голубой комнаты они прошли в крошечную гостиную в глубине дома, где маркиза де Рамбуйе, укутав постоянно мерзнущие ноги медвежьей полостью, поджидала их в окружении нескольких близких друзей; гостиная не отапливалась, ибо маркиза не любила открытого огня.

Подле маркизы сидела принцесса Энгиенская, мать герцога и лучшая подруга маркизы, все такая же прекрасная, какой и была тридцать три года назад, когда в нее влюбился Генрих IV.

Луи хорошо знал историю Шарлотты Маргариты де Монморанси, мать часто ее рассказывала. В шестнадцать лет Шарлотта вышла замуж за принца Конде и, спасаясь от домогательств короля, бежала вместе с мужем в Нидерланды. Супруги вернулись во Францию только после удара Равальяка. [39]

Но несчастья продолжали преследовать ее; через десять лет ее брат Анри де Монморанси, герцог и пэр Франции, первый среди христианских баронов, крестник Генриха IV и близкий друг короля, при поддержке Гастона Орлеанского без видимой причины отказался утвердить в Лангедоке, губернатором которого он являлся, эдикт короля и поднял мятеж против Ришелье.

Арестованного с оружием в руках брата Шарлотты Маргариты немедленно привлекли к суду и приговорили к позорной казни, приведенной в исполнение в Тулузе. Процессом по его делу, начатому по указу Великого Сатрапа, руководил Шатонеф, в то время исполнявший обязанности хранителя печати. [40]

Уточним: этот самый Шатонеф впоследствии оказался замешанным в заговор и девять лет гнил в тюрьме. Однако сознание того, что человек, осудивший на смерть ее брата, томится в зловонной темнице, нисколько не утешало супругу принца Конде.