Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Стихотворения.
вернуться

Грейвс Роберт
Шрифт:

ГОРИЗОНТ

(Перевод Ю. Комова)

В погожий день как тонок горизонт, Граничащий как с морем, так и с небом, Живущий и любовью-небом и любовью-морем; И как неясен он, когда садится солнце И зоркий глаз в себя теряет веру. «Пусть будет так, как хочешь ты чтоб было», — Она сказала, и он сделал так. Луна светила, и свеча светила, Свеча светила, и луна светила, И облака — похожи на подушки — скрывали горизонт от глаз. И зная и не зная, что ничто не вечно, Оплакали влюбленные давно Потерю горькую: однажды ночью убежит она С его же другом, в доброте сердечной Оставив красоту свою на память, любуется пусть ею и тогда, Когда луна на небе светит иль горит свеча, Когда свеча горит иль светит в мир луна.

ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ

(Перевод Ю. Комова)

Я разорен: и на открытом со всех сторон пространстве Свободен, словно ветер, если нужны прогнозы. Но почему так горько мне, ведь с нею я не связан? Мое кольцо на пальце у нее, а шею украшает Имеющий чудесный дар нефрит. Потеряно не все, Пока она такие знаки носит; нас не скрепляют Ни клятвы, ни слова — одна любовь. Быть может, якорь золотой приносит ей мученье, Свободу женскую невольно он сковал? Желая страстно Цепь разорвать и по теченью вниз умчаться, Предупредит ль она, что нам грозит несчастье, Сочащееся из уставшей веры? — поэтому ль оно лениво И боится на головы обрушить свой топор, хотя Живет в ладу со злым и безразличным? И как же дальше жить? Она меня нашла, Не я ее. Без счета расточал ей Богатые подарки, она все заслужила. В любви был горд я, как моя природа; Она — таинственна, таков ее девиз. Я горе затаю, Пока ее волненья не увижу, когда сорву ту маску, Мишурою украшенную добродетель, что неумело так она носила.

ВОЗЛЮБИВШАЯ ЛЬВА

(Перевод Ю. Комова)

В возлюбленные льва избрала ты — Меня, кто радостно, судьбе идя навстречу, Из ревности посмев жестокие деянья Совершить, заранее предвидя результаты, Теперь ловушку оживил своим же мясом. Но я не променяю сердце льва На менее свирепое другое, Хотя схожу с ума я под луною И над кровавыми останками рычу, Терзая их, лишь облака закроют мне ее луну. Признательность и благодарность презираю, Такой товар на рынке стоит грош: Твои нагие ноги на моих плечах дрожащих, Твои глаза, что дарят мне любовь — Вот без чего с рожденья жить не мог.

ИВИК НА САМОСЕ

(Перевод Ю. Комова)

Потеряли женщины Самоса головы от любви ко мне: Изводят мужей своих, хозяйство совсем забросили, Посланья мне тайные шлют, я о том сожалею. Я — Ивик, поэт, что славен везде журавлями, И стройная, бледная, как луна, самианка хотела б Моею невестою стать. Я ж ей отвечаю холодным приветствием или По-братски целую; она мне проклятия шлет: Разве должное я не воздал ее жаркой груди, что миррою благоухает? А та, горжусь которой, на меня смотреть не хочет Уж целый год, в тщеславии своем, что не знаком с пределом, Сердца терзает наши, как одно. Где б ни бродил я, жар во мне пылает, Оливы ветвями касаются и жгут, Мерцают камни на блуждающей тропе. Кто обвинит меня, когда один поэт я, Никто не смеет в дар принять удел Лишь смерти, смерти в храме Музы? Кто обвинит меня, когда мой гибнет волос И череп выглядит горшком, когда глаза сверкают, Как будто молния свой распустила шлейф?

ОДЕРЖИМЫЙ

(Перевод Ю. Комова)

Быть одержимым, думает она, — быть не в себе, Хотя уверен ты в какой-то мысли, На ней не строишь ничего. Становишься вдруг безрассудно честным, И обязательно смолчишь, Пусть даже предадут тебя. Надеждою не тщишься, что проникнешь В доверие ты к ней — Ведь женщина она, как все другие. И знает делать что, не — почему: Вот заставляет ждать Желанных клятв И вот уже, ранима так же, Себя терзает за поражение твое, За то, что сдался.

КРЫЛАТОЕ СЕРДЦЕ

(Перевод Ю. Комова)

Пытался я читать, когда ушла ты, Но все слова теряли смысл, я их оставил; И тут почувствовал внезапно, что сердце обретает крылья. Один был в доме я, и дождь, собой довольный, Четыре дня отдав во власть сирокко, Гнал пелену через долину — Как он шипел, как сотрясал оливы листья! С апреля первых дней томимы жаждой, Теперь уже мы в октябре. Я больше не скажу ни слова. А что сказал, Уже назад взять невозможно Без отрицания вселенной. Проклятье между нами, «мертвая рука», [1] Дыханье зла, что поглощает добродетель: Мы крова лишены, с тех пор как отступили Вдруг при первой нашей ссоре, Житейские заботы — где и как — лишь высмеяв: Была уверена во мне ты, я — в тебе. И звездочка, мерцающая в небе, что усыпляет Цепочку скал, и наши лица в каплях дождя — Не перевесит ли все это на весах чашу жизненных невзгод?

1

«Мертвая рука» — владение недвижимостью без права передачи.

В УПОЕНЬЕ НА РАССТОЯНИИ

(Перевод Ю. Комова)

Так легко и так просто не первый уж раз В упоенье веду разговор с ней на расстоянии, Убеждаюсь, что слышу те сокровенные вздохи, Что прежде так редко ко мне долетали; Уверенность теперь в едином звуке, биеньи, Что оба сердца рвет, и под одежды Спудом — уверенность в общей наготе. Я к памяти приник, чтоб страх холодный Того, что кануло, не возвратился вновь, Чтоб не вовлечь себя в заманчивую сделку, Придуманную бесами, играющими роль ее В моих мечтах, они копируют Ее походку, легкую как танец, Ее улыбку, голос и ее слова. Но все прошло — а было ль это? — ведь можешь Взять, к себе прижать ее, когда захочешь: Она меж нами стену пустоты воздвигла (Так ясно разве, так понятно — рванувшись в сторону Ты мог пустые капилляры сердца сравнять с землей?) И все же в упоенье не будет ль отрицать она, Что ты — ее, она — твоя, до самой смерти?

ВЕНОК

(Перевод Ю. Комова)

То горький год был. Что за женщина тогда За мной ухаживала? Болен ею, болен, Она так близко и так далеко, Так много обещает, выполняет мало, И страшно так свою любовь предать стремится. С тех пор не в силах я отдать ей долг. Неблагодарности царица, в мой смертный час Венок бессмертия возложится на вас, Так не приемлите его, сопротивляйтесь и бегите.