– Степан!

– А?

– Ты хоть во сне можешь мне правду сказать?!

– А я разве вру?

Викентий прицельно глянул на друга:

– Мне была наводка. От одного доброжелателя. Он утверждал, что мой друг Степан находится в трех шагах от места собственной казни. Доброжелатель напел мне также, что Степана ждет мучительная смерть, если я не вмешаюсь и не спасу. Поскольку Степан оказался самым крутым государственным преступником племени вибути. А? Так, говоришь, нет у тебя проблем?

– Ах, ты об этом!
– легкомысленно взмахнул рукой Степан. То, что в момент взмаха в его руке находился ассегай (либо копье), дела, разумеется, не меняло. Копье (либо ассегай) с сочным треском вошло в ближайшее чучело жирафа, но Степан этого даже не заметил.- Я уже не государственный преступник. Так что этой проблемы нет.

– А я, бросив все, мчался спасать этого погрязшего в вибутянской роскоши аристократа!

– Ты еще не мчался. Напоминаю, это сон.

– Премного благодарен за напоминание. И у меня зреет уверенность, что, проснувшись, я вычеркну из списка важных дел одно: «Поездка в Африку для спасения друга».

– Не так скоро, дорогой Кешаня!

Викентий подхватил второй ассегай (либо копье). Примерил по руке и запустил в доску для дротиков. Копье (либо ассегай) срикошетило от доски и воткнулось прямо в середку большого боевого тамтама, издав при этом звук «Вуамм!». Викентий удовлетворенно на это посмотрел и сказал:

– Что, не все так просто в твоей жизни, дорогой Степа?

– У меня вообще нет жизни, дорогой Кешаня!

– Позволь… Насколько я могу судить по первому взгляду…

– В биологическом аспекте я жив,- отмахнулся Степан.- Но в моральном я окончательно убит, растерзан и выпотрошен, дорогой мой друг Кешаня! С некоторых пор я не просто исполняю обязанности Царя Алулу, да воссияет он и да потопчет! Я стал учителем! Педагогом! Наставником! Гуру! И отчасти сэнсэем!

– Как это вышло?
– ужаснулся Викентий, даже во сне понимая, сколь далеки, сколь несовместимы два таких явления, как Степан Водоглазов по кличке Гремлин и педагогическая наука.

– Приезжай, Кешаня. Поскорее,- только и вздохнул Степан.- Избавь меня от этого кошмарного ребенка! На тебя вся надежда! Иначе так и буду тебе сниться, совесть твою грызть…

– Не страшись, Гремлин, я приеду,- пообещал Викентий.- А с детьми главное - разумная строгость…

Тут в сон вбежала симпатичная смуглая и крепенькая девчоночка лет восьми. У девчоночки были глаза непревзойденной язвы, а в остальном полностью невинный вид. Девчоночка поглядела на Викентия и спросила его, причем на русском:

– А почему ты не выражаешь почтение Государственной Девственнице? И куда вы дели Нину, Викентий Петрович?!

…Последняя фраза относилась точно не к сновидению и не к девочке. Потому что была произнесена голосом Олега Андреевича Первова, физика-теоретика и по совместительству супруга Нины Валентиновны, ставшей, как мы помним, ветром в поле шальным…

Викентий понудил себя отклеиться от дивана. Над ним, подобно грозному ангелу мщения, выполненному в живописной манере Васнецова, нависал Олег Андреевич. Очи Олега Андреевича были исполнены праведной ярости, уста негодующе кривились, а подбородок ясно давал понять, что вызовет на жестокую дуэль всякого, кто осмелится оскорбить его достойнейшего хозяина.

– И вам доброе утро,- сказал Викентий. Огляделся. На часах было восемь - раненько для медвянской сумеречной зимы. Розамунда куда-то ускакала, а может, просто пряталась под столом, опасаясь лишний раз привлекать к себе внимание такого представительного джентльмена, как Олег Андреевич.- Чайку выпьете?

– Не заговаривайте мне зубы, авантюрист!
– Олег Андреевич был одно сплошное рычание.- Я по вашей милости опоздал на работу, а вы мне предлагаете чай! Где Нина?

– Да, действительно, чай - это не решение проблемы. У меня есть абсент. И у этого абсента вкус просто черт знает что такое.

– Где Нина?! А, давайте абсент.

Викентий налил Олегу Андреевичу абсенту да и себе плеснул в рюмку на полпальца. Все-таки он довольно крепко придерживался своей репутации трезвенника, но с убитым горем мужем Нины Валентиновны грех было не выпить.

Однако Олег Андреевич был тот еще кремень.

– Я требую объяснений,- твердо сказал он, опустошив полную (так!) рюмку абсента.

– Хорошо,- кивнул Викентий.

– Погодите,- остановил его красивым жестом ладони Олег Андреевич.- Сначала я хочу изложить вам свои факты. Вчера в половине двенадцатого ночи я отпустил к вам мою жену якобы для проведения сеанса психотерапии. Поймите меня как мужчину…

– Понимаю. Но это действительно был сеанс психотерапии. Ничего более. В отношении Нины Валентиновны я вел себя как бенедиктинский монах.

– Бенедиктинские монахи отличались крайней невоздержанностью нравов,- отрезал Олег Андреевич.- Но ваша мысль мне ясна. В эту фатальную для моего семейного благополучия ночь я решил не ложиться спать, справедливо полагая, что жена после проведения психотерапевтического сеанса вернется домой. Однако…

– Однако?

– Этого не произошло! Меня начали терзать вполне понятные подозрения. Я вышел на улицу и подошел к забору вашего дома - вовсе не с целью шпионить, как вы понимаете…